Это был тот редкий случай, когда мужская компания не доставляла Василисе какого-либо дискомфорта. Возможно, причина крылась в поведении Вишневского, поскольку тот к ней никакого сексуального или романтического интереса не проявлял. По крайней мере, Василиса этого не чувствовала. Подобная уверенность позволяла ей спокойно общаться и получать от этого общения неподдельное удовольствие. Ей было легко, интересно и весело. А главное, не одиноко.

Богдан, как и Полина, вступил в литературный клуб, который, откровенно говоря, Василисе был не интересен. В ее жизни было лишь две страсти: столярные работы и музыка. Первая выразилась в поступлении на факультет скульптуры. Василисе нравилось созидать «голыми» руками, и она не боялась, что ее кисти утратят свою привлекательность. Но занимать свободное время любимым делом неразумно, поскольку подобное могло легко привести к эмоциональному выгоранию. Поэтому Василиса взяла на вооружение совет Богдана: важно проводить время с людьми, с которыми могли бы возникнуть общие темы для разговоров. И она остановила свой выбор на музыкальном клубе.

При этом Василисе осталось неясным, почему Богдан при всей его ярой любви к книгам не выбрал факультет гуманитарных наук, где имелись бакалаврские программы, связанные с языками и литературой. Сам Богдан лишь отшучивался, мол, архитектура навсегда в его сердце. Но Василиса была убеждена, что он бесстыдно лукавил и причина крылась в другом.

Завтрак Василиса проспала, а Полина, что ни на йоту не удивило, будить ее не стала. Не сказать, что подобный жест Василису обидел, ведь они не были близки, но неприятный осадок в душе все же остался. Колычева наспех приняла душ, собрала в пучок слегка влажные волосы – благо стояли солнечные и изумительно теплые сентябрьские дни, – оделась в брючный костюм с классическим галстуком, обулась в черные броги и, прихватив с собой чехол с саксофоном, поспешила покинуть общежитие.

Трехэтажное здание из светлого, местами потемневшего камня спряталось аккурат за главным учебным корпусом. Василиса обратила внимание, что неоготика в России выглядела не так, как в европейских странах, здания которых она видела в архитектурных буклетах. Характерные стрельчатые арки затейливо сочетались с элементами нарышкинского барокко. Впрочем, Василиса была в этом не особо сильна. Просто находясь в пределах кампуса, она словно попадала в прошлое, далекое от современной реальности.

Прежде чем отворить массивную дверь из темного дерева, Василиса заметила группу студентов, среди которых были как младшекурсники, так и старшекурсники. Они снимали фильм. Причина сбора была очевидной благодаря девушке, которая бегала вокруг оператора с хлопушкой и звонко смеялась между дублями.

За дверью показался темный коридор, освещенный приглушенным теплым светом. Василиса шла и разглядывала таблички на дверях цвета бордо с темно-зеленой окантовкой. «Литературный клуб… клуб естественных наук… шахматный клуб… клуб эрудитов… кондитерский клуб…» – читала Василиса вполголоса, минуя каждую из дверей. В отдаленной части коридора под лестницей, что вела на второй этаж, она заметила табличку с надписью «Музыкальный клуб» – и поспешила туда. Дверь была не заперта.

– Извините? – намеренно громко спросила Василиса, заглядывая в комнату. Но ответа не последовало.

Осмелев, Колычева сделала уверенный шаг вперед и вошла в просторное помещение с темными акустическими панелями. Первое, что бросилось в глаза, – черный салонный рояль. Он стоял в углу комнаты возле панорамного окна, из которого открывался вид на задний двор. Вдоль правой стены стояли струнные смычковые инструменты, а вдоль левой – медные и деревянные духовые. Справа от двери Василиса увидела длинную деревянную подставку, прикрепленную к стене, на которой покоились различные кейсы, а внутри – скрипки, флейты и кларнеты.