– Я помню, – кивнула Элиза и нырнула в ванную. Оберон закрыл дверь и устало привалился к стене.

У судьбы дурное чувство юмора. Если уж ей так хотелось, чтобы Оберон завел с кем-то отношения, все же не следовало пришивать его к девушке заклинанием. Из ванны послышался плеск воды, негромкое пение, и все это было таким спокойным и домашним, что Оберон невольно напрягся.

Незнакомые или забытые чувства приводили его в некоторое замешательство. Он прикрыл глаза, падая в прошлое, в солнечное летнее утро, где Женевьев выскальзывала из пенной ванны, как богиня, и весь мир был открыт перед ними и их любовью.

Когда-то он был счастлив. А потом сам все закончил – потому что другого выхода у него не было.

Кто на его месте поступил бы иначе? Какой безумец?

«Ты обещал, – шевельнулась тьма в зеркале. – И ты снова обманешь».

– Шел бы ты… – посоветовал Оберон. – Большими шагами и не оглядываясь. Понял?

Тьма рассмеялась. Она знала Оберона лучше, чем он знал себя.

«Лже-ец, – протянула тьма, рассыпалась шелестящим смехом, похожим на зимний ветер над могилами. – Лжец, который прикрывает свою ложь давними клятвами».

Плеск воды оборвался. Через несколько минут Элиза, умытая, причесанная, полностью одетая, вышла из ванной и спросила:

– Кто-то заглядывал? Вы с кем-то говорили.

Оберон улыбнулся, и тьма в зеркале рассеялась.

– Сам с собой, – ответил он. – Давняя привычка, которую я никак не могу побороть.

Элиза сделала шаг в сторону, давая ему дорогу.

– Десять шагов, – сказала она. – Я помню.

Когда они вышли из комнаты и направились в столовую, откуда уже веяло аппетитным запахом омлета с беконом и грибами, то Оберон не удержался и заметил:

– Такое чувство, Элиза, что мы все-таки женаты.

Элиза хмуро посмотрела на него и сказала:

– Давайте не будем об этом. Потому что у меня чувство, будто мы два каторжника в колодках.

– Вижу, вы окончательно освоились в моем обществе, – улыбнулся Оберон. – Не боитесь говорить правду. Но вообще вы думаете о моем ночном предложении. И не знаете, как к нему относиться.

– Читаете мои мысли? – предположила Элиза. Они сели за стол, слуга поставил перед Обероном тарелку с омлетом, и только теперь он понял, как сильно проголодался.

– Нет, – беспечно ответил он. – Просто знаю людей и понимаю, о чем может думать такая девушка, как вы. Мое предложение в силе, Элиза. И в нем нет подвоха, можете не бояться.

Элиза посмотрела на Оберона так, словно сомневалась в его душевном здоровье.

– Вы настойчивы, – заметила она, взяла вилку, но есть так и не начала. – Оберон… я могу говорить с вами откровенно?

В эту минуту она была невероятно мила. Хрупкая статуэтка, но эта хрупкость лишь маска, и за ней Оберону виделся сильный, несгибаемый характер.

И это было только начало ее пути. Какой станет Элиза, когда пройдет свой путь до конца?

«Она мне нравится, – признал Оберон. – Она мне по-настоящему нравится».

– Вы порядочный человек, – сказала Элиза, крутя в пальцах вилку. На щеках выступил румянец, делая девушку по-настоящему живой. Оберон вспомнил, как вчера заставил ее раздеться, и почувствовал укол стыда.

Декан факультета темной магии по определению дрянь. Когда возишься с порождениями мрака, то невольно заимствуешь у них некоторые черты. С кем поведешься, от того и наберешься, – идеально сказано. И Оберон невольно обрадовался тому, что Элиза смотрела глубже и видела лучше.

– Вы мне льстите, – привычная улыбка скользнула по губам. Оберон привык улыбаться – так было проще. Человечнее. Элиза посмотрела на него так, что он осекся, поднес палец к губам: молчу-молчу.

– Про факультет темной магии говорят, что там нет хороших людей, – продолжала Элиза. – Что там учатся убивать и получать от этого удовольствие. Но вы другой, вы… – Она отложила вилку и едва слышно промолвила: – Если бы вы были мерзавцем, то надругались бы надо мной этой ночью. Вас никто бы не остановил, вы в своем праве. Но вы этого не сделали, и я… я очень благодарна вам, Оберон.