Оберон понимающе кивнул.
- И на церковном суде Реццо сказал, что это были не люди, а овцы.
- И мы не смогли бы с вами так хорошо общаться, - вдруг сказала Элиза. – Я не жалею, что посмотрела в зеркало. И рада, что во мне есть эта нить.
Она сделала паузу и спросила так, как требовал этикет:
- Как прошел ваш день?
Оберон улыбнулся. Элиза подумала, что эта улыбка похожа на огонек, который озаряет лицо и делает его интересным и привлекательным.
- В трудах и заботах, - признался Оберон. – Знаете, я даже соскучился по всем этим проблемам. А потом, уже к весне, буду скучать по охоте на болотниц. Точно буду, это временем проверено.
- Болотницы? – удивилась Элиза. – Кто это?
Улыбка Оберона стала еще шире: разговор перешел в важную и интересную для него область.
- Это такая жаба ростом с комнату, - объяснил он. – Сидит обычно где-нибудь на глубине. Выставляет наружу приманку: очаровательную барышню, которая сидит на мелководье или берегу, причем совершенно обнаженная. Вся ее одежда – это длинные светлые волосы до талии. Путник разевает рот от удивления, девушка зовет бедолагу к себе, похоть застит ему глаза, а потом болотница обедает.
Элиза поежилась. Оберон запустил пальцы в карман и вынул желтоватый изогнутый клык, протянул Элизе. Она дотронулась до него кончиком пальца и почувствовала легкий укол тока, какой бывает, когда прикасаешься к старым артефактам. Зуб занимал почти всю ладонь Оберона. Элиза подумала, что, сложись иначе, он бы охотился на нее – а потом с гордостью показывал кому-нибудь трофей. Лисью лапку или хвост.
Однажды один из приятелей отца, обожавший охоту, показывал шкуры волков и лис. Элиза не знала, каким чудом смогла удержаться на ногах, не упасть в обморок и не измениться в лице. Она вела ту беседу, которую положено вести светской барышне при отважном охотнике, а дома с ней случилась истерика. Отец сидел рядом, гладил ее по голове и что-то говорил, пытаясь утешить, но Элиза не могла разобрать ни единого слова.
- Страшно, - призналась она, и Оберон убрал клык.
- Страшно, - согласился он. – Вот я и отдыхаю на преподавании. А потом отдыхаю от студентов на болотах. Иногда даже не знаю, кто хуже, какой-нибудь бездельник, который мне всю душу вытреплет, или болотница.
- У вас сегодня были какие-то проблемы со студентами? – поинтересовалась Элиза. – Я слышала шум.
Оберон усмехнулся. Вздохнул.
- На мой факультет впихнули юношу королевских кровей, - сообщил он и угрюмо почесал веко. - Седьмой сын короля Висена, владыки Абаринского, - ответил он и признался: - Наглая дрянь, которая уже диктует нам, как мы должны себя вести! Якобы прежний ректор подписал договор, по которому абаринские принцы могут у нас учиться, а то, что у него нет никаких способностей к магии, никого не волнует. Я, честно говоря, не удивлен его поведению. Абаринцы вообще какие-то припадочные.
- И что же делать? – удивилась Элиза. Оберон пожал плечами.
- Дотянем его до зимней сессии, - сказал он. - Там пойдем на озеро ловить русалок, и он сбежит сам. И никогда больше не захочет обучаться магии, это уже с гарантией.
- Русалки такие страшные? – удивилась Элиза. В сказках, которые она читала в детстве, это были вечно юные и прекрасные девы, нежные песни которых заманивали моряков на скалы.
- Когда открывают свои истинные лица – да, - ответил Оберон. – Половина первокурсников обычно мочит штаны с перепугу, и это, я вам скажу, не грех.
Элиза поежилась. Хотелось надеяться, что по коридорам замка не бродят чудовища пострашнее.
- А что, их там разводят, в этом озере? – предположила Элиза. Оберон кивнул.