И тут-то я заметила, что друг вообще-то мокрый. Видимо, на бегу подсох немного, но, когда остановился, складки винтажных шмоток уныло обвисли, а волосы завились колечками.

– Тебя где так потрепало?

– В бассейне.

– Где?

Морис закатил глаза и брезгливо потеребил мятый манжет.

– То, что у меня есть щупальца, еще не значит, что я всегда готов к незапланированным погружениям, – проворчал он и махнул рукой. – Эх, ну его. Даже страшно спрашивать, что на огненном полигоне делали. Палеными гулями вроде не пахло.

– Давай поищем Рэнди и спросим?

– Я пробовал ему звонить, на связь не выходит.

Моя попытка тоже не увенчалась успехом. Морис обо всем догадался по моему взгляду и посерьезнел.

– Непорядок. Вот если бы ты не явилась на занятие, я бы понял, а вот он бы не стал прогуливать без нас.

– Погоди-ка, а почему…

– Я не видел его за едой, строго говоря, вообще не видел с момента, как мы уносили ноги от ректора.

– Почему это из нас только я прогульщица?

– Значит, за пару часов после возвращения в академию с ним что-то стряслось.

– Ты можешь ответить…

Я осеклась.

– А ведь ты прав. Рэнди во всех наших переделках как бы за компанию. Не мог же он влипнуть во что-то без нас?

Морис волновался, а это уже было показателем. Они с Рэнди вечно как кошка с собакой, точнее уж, как сытая кошка с тощей мышкой, но как только реально пахнем жареным (и не с учебного полигона), то сразу друг за друга горой. Прямо слезы умиления наворачиваются.

– Тогда не будем терять времени.

Мы пошли в подвал общежития и забарабанили в запертую дверь.

– Сова, открывай, медведь пришел, – вспомнилось мне, и Морис удивленно покосился в мою сторону. – Рэнди, это мы. Открывай, мы знаем, что ты там.

Мы не знали, но определенно догадывались, особенно услышав за дверью подозрительный шорох. Морис прижался к ней ухом и зачем-то еще присосался присосками на щупальцах.

– Он там. Я слышу, как шумно он дышит.

– Это я дышу, – пришлось его разочаровать. – Мы слишком быстро шли.

Морис сник, но тут и я услышала кое-что.

– Он что… Он там плачет, что ли?

Мы застыли как изваяния и стояли, пока не разобрали сдавленные всхлипы, частично погашенные толстой дверью. Даже не верилось.

Морис прижал щупальце ко рту и уставился на меня огромными блестящими глазами, мол, что теперь с этим делать? На ум пришел только один ответ – ломать.

Я размяла кулаки, похрустела пальцами, и Морис зажал уши ладонями, на всякий случай. Интересно, если я превращу дверь в камень, получится просто втолкнуть ее внутрь?

– Входите.

Морис не услышал, еще и зажмурился, словно я собиралась гранату кидать. Взялась за ручку, повернула, толкнула – и правда, открыто. Морис с запозданием поспешил за мной и чуть не споткнулся.

– Почему так темно? У тебя свет за плохое поведение отключили?

Ворчал он больше по привычке, я-то знала – он переживает. Мне отсутствие света не мешало, поэтому Рэнди я сразу обнаружила сидящим на кровати, боком к нам, в болезненно сгорбленной позе.

– Да что стряслось? – я подошла ближе. – Ты заболел? Какая-то гадина тебя обидела? Скажи нам, мы на нее быстро управу найдем.

Рэнди тихо шмыгнул носом и еще сильнее отвернулся от нас.

– Вы… Пообещайте, что не будете смеяться.

– Я не собираюсь такого обещать, – сразу ответил Морис.

– Морис, блин, – зашипела я. – Живо клянись, или мы так ничего и не узнаем.

– Да не буду я клясться. Мне что, лопнуть потом, если у нашего трупоеда очередная нога в зубах застряла?

Нашла коса на камень, называется.

– Ладно, не надо ругаться, – вздохнул Рэнди и повернулся к нам.

Зажегся свет, мы оба сощурились с непривычки, а когда открыли глаза, кто-то нервно хрюкнул. Надеюсь, не я.