Они, герои позднейших времен, героями не числились – пребывали в категории простых смертных. Помимо всего прочего, написанная Аркади Дарелл книга – биография ее бабушки – и вовсе превратила этот персонаж из исторического в литературный.

С тех пор героев не стало никаких, даже литературных. Калганская война была для Академии последним поводом для беспокойства, да и то весьма второстепенным. Два столетия ровного, спокойного, ничем не нарушаемого мира! За сто двадцать лет – всего-то пара царапинок на обшивке корабля!

Мир был прекрасен, более того, он был исключительно выгоден – с этим Бранно спорить не стала бы.

Академия не создала пока Второй Империи: согласно Плану Селдона, она находилась лишь на полпути к ней, но Федерация Академии держала под крепчайшим экономическим влиянием треть рассеянных по Галактике политических единиц, и даже там, где не в полной мере контролировала ситуацию, власть ее была велика. Мало осталось мест, где слова «я – гражданин Академии» не были бы встречены с подобающим уважением. Во всех миллионах обитаемых миров ни один правитель не мог сравниться с Мэром Терминуса. Этот титул существовал до сих пор, переходя по наследству от градоправителя крошечного поселения в затерянном на задворках цивилизации мире. Титул учредили пять веков назад, но никому до сих пор не приходило в голову изменить его или добавить к его звучанию хоть один лишний атом. Пожалуй, только громогласное звание Его Императорского Величества могло тягаться в величии со скромным титулом Мэра.

Так было везде, кроме самого Терминуса. Здесь власть Мэра была жестко ограничена. Еще не стерлась память об Индбурах. Но не их тиранию помнил народ, а то, что они покорились Мулу.

Теперь Терминусом правила она, Харла Бранно, могущественнейшая из лидеров Академии со времен кончины Мула, всего лишь пятая женщина, занимавшая этот высокий пост. И сегодня в ее жизни был единственный день, когда она могла полностью использовать свою власть и могущество.

Она вступила в схватку, чтобы доказать упрямой оппозиции, что права она, а не они, мечтавшие достичь престижа в Центре Галактики, стремящиеся к ауре имперского владычества, и выиграла бой!

Как долго ей приходилось сдерживать себя! «Еще рано», – то и дело твердила она. Поспешишь – людей насмешишь, нельзя торопиться выступать против Центра. Но явился Селдон и подтвердил справедливость ее собственных слов.

Это, хотя бы на время, сделало ее в глазах Академии такой же мудрой и прозорливой, как сам Селдон. Она знала – этого часа, что бы ни случилось потом, никто никогда не забудет.

Но надо же было, чтобы в такой, лучший из дней ее жизни этот сосунок, этот выскочка осмелился бросить ей вызов!

Вызов – ладно, но он осмелился быть прав!

Он был прав – опаснее быть не могло. Именно поэтому он мог погубить Академию.

Теперь он восседал перед ней.

– Ну разве вы не могли, – начала она укоризненно, – прийти ко мне лично? Неужели так необходимо было устраивать истерику в зале Заседаний, желая выставить меня в дурацком свете? Что вы наделали – вы, беспечный, сумасшедший мальчишка?

Тревайз понял, что вот-вот вспылит, но сдержался и промолчал. Неловко грубить женщине почти вдвое старше себя – в следующий день рождения Мэру исполнялось шестьдесят три.

Кроме того, Тревайз отлично знал, сколь опытна она в ведении политических дебатов и прекрасно понимает, что стоит вывести противника из равновесия в самом начале сражения – и он уже у нее в кармане. Но для пущей эффективности подобной тактики необходима была аудитория, в глазах которой противник был бы унижен. Аудитории не было. Он и она.