- В сознании? Нас слышишь, понимаешь? - быстро чеканил слова директор, оглядывая меня с такой внимательностью, будто он - доктор, а на прием м приволокли больную.

- Все в порядке, - отмахнулась я, потирая бок.

Мышцы затекли, и даже ноги будто не слушались. Отлежала, наверное. Спать в неудобной позе на жестком полу - не самое мое любимое времяпрепровождение.

- Признавайся, что натворила теперь, - не отставал Верховный.

А я-то думала, что им, небожителям и покровителям нашего мира, не до моих житейских передрязг и мелочей.

- Ничего я не творила, - на всякий случай оглядываясь по сторонам, сказала я, - Устала, прилегла отдохнуть...

Дрыщ исчез и в зеркалах не отображался. Правильно, знает, когда лучше не высовываться. Жаль, мне нельзя соскользнуть в одно из этих прекрасных больших зеркал и исчезнуть с глаз директора. Уж больно недовольно он на меня смотрит, будто видит все мои прошлые и будущие прегрешения.

Но человеку не дано проходить сквозь зеркало, так что приходится держать оборону:

- Честное-пречестное...Вчера был такой тяжелый день...то есть было так страшно... просто невообразимо ужасно находиться здесь... - вспомнила я про поддержание репутации моего друга и выпучила глаза, чтобы продемонстрировать, что я пережила, - Я не знала, когда это наказание кончится и воззвала к Верховным, чтобы меня избавили от этого ужасного испытания...

- Ты заснула, - прервал меня директор, - Никогда еще студенты не встречали меня спящими на полу. Ты не сошла с ума, не забилась в угол, закрыв уши... Железные у тебя нервы, однако.

И столько скепсиса в голосе, что я почувствовала, как почва у меня под ногами затрещала....в фигуральном смысле.

- Было темно, и я устала, - придерживалась выбранной линии поведения, - поэтому заснула, ничего такого не было...

Ответом мне стало осуждающее молчание. Если бы можно было отобразить графически степень осуждения директора, начиная от легкого, потому что подозрение только зиждется и пока гипотетическое, потом среднее, когда уже подозреваешь, но нужны доказательства, до сильного - когда не требуется никаких доводов и тебе итак всё понятно, то директор смотрел на меня с самой высокой степенью осуждения, замешенной на обвинении.

Стало неприятно, и я подумала, что этот Верховный - сумасбродный, слишком самодовольный тип, не способный к адекватной оценке ситуации.

Рядом мялся мой светловолосый знакомый. Он почесал затылок и, косо взглянув на черный балахон, обеспокоено спросил:

- Крис, с тобой точно все в порядке?

- Да-да, конечно, - решила закругляться я, - А мое наказание уже окончено? Можно приступать к учебе? А лучше к завтраку? Жуть как не хочется потерять драгоценное время в башне. Еще столько всего необходимого на этом свете мне нужно узнать!

Директор медленно кивнул, видимо, поражаясь наглости.

Не став тянуть и испытывать силу его терпения по трех бальной шкале, я схватила за руку Льюиса и потянула его к лестнице.

Спускались мы уже одни. Мелькнула мысль, что Верховный может вызвать на допрос дрыща, но была вероятность, что тот не придет. В любом случае, я решила, что ценнее - оставаться на свободе, чем расколоться, признавшись в том, что было ночью, и нарваться на новое наказание. Льюис послушно шел за мною следом, и только когда мы дошли до первого этажа, я осознала, что все еще держу его за руку.

- Эмм...Я не знаю, где тут кормят. Нужно опять спуститься в подвал?

- Все приемы пищи проходят со стороны бальной залы. Слышал, прямо на полянке накрывают столы, - ответил Льюис и повел меня во двор Академии.

Я семенила за ним следом быстро, едва успевая и подтянув вверх многочисленные юбки. Мое красное платье будто пережило нападение чудовищ, таким было мятым и поношенным.