Голова хоть и гудела, но мысли ворочались на удивление быстро, чего не скажешь о языке.

– Мы вкололи ей обезболивающее, – тем временем продолжила белохалатница. – Вот тут ещё блистер таблеток, лекарство следует давать каждые три часа.

– Не наф-ф-до, – попыталась я возразить.

Судя по тому, как плохо я себя чувствую, это никакое не обезболивающее, а мощное седативное. Впрочем, медицина на Захране всегда оставляла желать лучшего.

– Ах, бедная-бедная девочка. – Женщина сочувственно покачала головой.

Она достала из кармана фонарик, наклонилась и посветила мне прямо в глаза, придерживая веки пальцами.

«А-а-ауч, ад какой! Надо будет сказать Адаму, что он лучший док в галактике…»

Я застонала от ослепившего света, намекая, что это ненужная процедура, но женщина продолжила зверскую пытку и лишь через ещё неполную минуту отступила на шаг.

– Высокая чувствительность к свету, – недовольно прицыкнула она. – Я слышала, что такое бывает, когда демоны воздействуют своими рогами. Они перестраивают работу мозга людей, и поэтому симптомы схожи с сотрясением мозга.

– Ф-фсё нормально. Никто на меня не ф-фоздейстфовал.

– И отрицает очевидное, – пробормотала толстуха. – Боюсь, я поспешила с прогнозом, лечение понадобится более основательное. Конечно, жаль, что мы только сейчас её обследовали, лучше бы на две недели раньше. Говорят, чем дольше держится внушение извергов, тем сложнее его снять.

– Нет никакого внуф-фения, ниче-фо не надо! – Ах, Вселенная, когда уже речевой аппарат придёт в норму?! Что за жёсткое седативное-то такое? – Послезаф-фтра за мной прилетят!

Мама и толстуха обменялись такими взглядами, что впервые по коже пошёл озноб.

– Милая, тебе надо вылечить руку. Какая учёба в Академии? Вот поправишься, там и поговорим, – проворковала она, поправляя покрывало и при этом ни разу не посмотрев мне в лицо.

Озноб превратился в иглы страха.

– Мам, не наф-фо меня лечить. У Космофлота отлиф-фная медицинская капсула!

– Почему ты так сильно стремишься туда вернуться? – Она наконец-то взглянула в глаза, вот только печаль на их дне мне совсем не понравилась.

Я могла бы ответить целой тирадой, почему именно хочу попасть обратно на КС-700, где хорошее питание и достойный оклад кадета не вошли бы даже в первую десятку пунктов, но я также осознавала, что вкупе с плохо слушающейся речью половина аргументов превратится в неразборчивую кашу. В итоге ответила коротко и по существу:

– Потому фто мне там нрафится!

Мама отпустила плед, легонько погладила по голове и сказала:

– Тебе, наверное, водички хочется. Сейчас принесу попить.

– Мне очень жаль, но случай действительно тяжёлый. Похоже, мы имеем дело с глубинным нейролингвистическим программированием с прогрессирующим эффектом. Надо найти что-то более сильное, чтобы нейтрализовать гипнотическую установку этих уродов, – озабоченно произнесла толстуха, поймав маму за рукав. – Вы же понимаете? Я обязана.

Бледная Ангелина вскинула испуганный взор на женщину:

– Может не стоит? Она полежит дома, отдохнёт, выздоровеет… – робко сказала мама.

– Сама – нет. У неё уже была вспышка агрессии, пациентка не понимает того, что больна. Пожалуйста, не препятствуйте, иначе мне придётся вызвать системную полицию. Случай серьёзный, вы же видите. Как только придёт в себя, мы её вернём домой.

Мама лишь всхлипнула и вышла из гостиной.

– Сто-о-ой! Мам, что происфодит?! – закричала я изо всех сил, но меня проигнорировали. Ангелина вздрогнула, но так и не вернулась.

Толстая тётка принялась интенсивно копаться в чемоданчике с эмблемой в виде голубой капли. Я почувствовала подступающую к горлу панику: меня никто не слушал, и даже собственное тело предавало, отказываясь повиноваться. Глаза защипало от накатившего чувства отчаяния и полнейшей беспомощности.