– Он на спор, – тихонько вставила Мила. – С Амарантой на свидание хотел пойти, а она его обманула.

– Дурень еловый! – припечатала Ядвига и достала откуда-то из-за печи огромную бутыль. – Но мы это быстро поправим.

Все мы, включая бабочек, скривились, а Мавсим подпрыгнул на лавке, на которую его уложили, и залепетал, что ему как-то уже и лучше и вареники вроде бы назад проситься перестали и просто танцуют у него внутри. Дело в том, что в мутной жидкости, что была в бутылке, плавали вверх хвостиками дохлые мыши. У каждой в лапках был зажат букетик какой-то травы.

С громким «пуком» распечатав бутылку, Ядвига с очень решительным видом пошла прямо на Мавсима.

– Бабулечка, может не надо? – проблеял несчастный.

– Надо, Мавсяня, – отрезала суровая пенсионерка. – Надо.

Что там дальше произошло, мы не видели, предпочитая отвернуться. Раздался громкий бульк, после чего Ядвига отошла от скамьи.

«Мавсяня» лежал на скамеечке, сложив руки на груди и уставившись в потолок, и вид имел до того благостный – хоть сейчас преставляйся и канонизируйся в святые. Но цвет лица парня поменялся с зеленого на розовый и даже вернулся здоровый румянец.

– Мы его хоронить не пойдем, – на всю избу заявил Коди.

– Мы погосты не любим, там гули живут, – добавил Гэри. – А они уж больно смердят… У Коди очень тонкая душевная организация, он лишится чувств.

– Цыц, белебешки! – шикнула на фамильяров пенсионерка. – Нечего попусту языком молоть! Нету на нашем погосте гулей, и не было, пока я здесь живу. Байки то, старшекурсниками придуманные, чтоб первокурсников пугать!

– А говорят…

– Говорят, на околице кур доят! – оборвала Ядвига и Гэри захлопнул рот.

Милавица охнула и подбежала к своему товарищу по команде, который не особо подавал признаки жизни, хлопоча и причитая. А я вдруг поняла, что она к нему неровно дышит.

– Полежит так чуток, да оклемается, как будто и не ел вареников энтих, – успокоила Ядвига, ставя свою страшную бутылку обратно за печку. – Ить, моя мышецветочная настойка и мертвого поднимет. Она как раз при тяжелой интоксикации дюже хороша.

Пару по мирографии мы безбожно пропустили, чему я необычайно обрадовалась – пусть преподаватель пожалуется на меня ректору. Вот наберется несколько таких жалоб, выговоров за срыв дисциплины и всякое такое – глядишь, ректор и пересмотрит свое решение об исключении меня из академии.

К сожалению, зам ректора по воспитательной части обратила внимание на мое довольное и загадочное лицо и на то, что от освободительного листка я отказалась, и принялась за выполнение своих прямых обязанностей.

За воспитание то есть.

– Ты чего удумала?

– Абсолютно и совершенно ничего.

– Ой, не ври, девка, не позорь меня, старую, обманом, – погрозила пальцем Ядвига. – Хочешь, чтоб ректор наш, свет очей Влас Властимирович, выгнал тебя из академии нашей? Потому и к фамильяру чужому полезла?

– Что-о-о? – живо отреагировал Гэри и запричитал. – Коди, ты это слышал? Значитца, мы с братцем взяли ее, можно сказать, с улицы! Согласились поработать с таким сырым материалом, облагородили, обогрели, магию призвали… Думали, она будет силу свою наращивать, да учиться с ней обращаться, а она…

– Неблагодарная, – зарыдал Коди. – Она разбила мне сердце! Вот здесь, в груди… Так болит и ноет… Так плачет и бурлит…

– Гэри, вообще-то у нас сердце находится в брюшке, – заметила вторая бабочка.

– А-а-а, правда? – несказанно удивился Гэри. – Тогда я перепутал. Тогда и не в груди, кажется. И вообще, это не сердце, а желудок. В животе бурчит, наверное. Мы ж сегодня даже не завтракали.

Ядвига скрасила их страдания, выкатив по огромному печатному прянику каждому, а мне дала напутствие: