Но она не победит.

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть выражение моего лица. Она думает, что я всё ещё её марионетка. Полагает, что её слова привьются, как семена ненависти к магии, которые она неустанно пытается выращивать во мне на протяжении всей моей жизни.

Ошибается.

– Мама, – говорю я наконец, возвращая на лицо маску бесстрастности, столь необходимую мне сейчас. – Ты, конечно же, права. Любовь – это слабость.

Она довольно ухмыляется.

– Рад, что ты наконец-то начинаешь понимать.

Я поворачиваюсь к ней, чтобы она не заметила ярость, пульсирующую в уголках моих глаз. Мне остаётся недолго быть её союзником. Свой путь я выбрал. А она… Она этого ещё даже не подозревает.

Темнота. Эта поглощающая темнота окутала меня со всех сторон, словно мрачное покрывало. Я умерла? Не знаю. Но я слышу все. Глухие звуки, призраки шепчущих голосов, сдавленный плач, пробирающийся к моим ушам, будто крики из далекого мира. Грудь сдавила странная пустота. Глотка пересохла, а в висках пульсировала какая-то невыносимая боль. Я покусала губу и ощутила солоноватый привкус. В горле пересохло, словно я пробежала марафон по пустыне. Я пытаюсь открыть глаза, но боль пронзает их. Наконец, с трудом, я всё же приоткрываю веки. Вокруг – лишь мрак.

Собрав волю, подняла руку, она будто бы не слушалась. Наконец, я ощупала что-то холодное и жесткое. Это была деревянная поверхность. Сердце стукнуло так сильно, что я чуть не задохнулась от ужаса. Похоже на… гроб. Я в гробу. Ощущение стужи накрыло меня с головой, и я ужаснулась от этой мысли.

Вдалеке снова раздается тихий плач, ноты горя и потери. Ощущая, как мое сердце стучит в унисон с многочисленными, напуганными ударами других сердец вокруг, я запаниковала. Если я жива, почему я здесь? Почему я не могу вспомнить?

С усилием, полным отчаяния, я стукнула кулаком по крышке. Дерево треснуло, и в мгновение ока образовалась круглое отверстие. Голоса стихли. Словно она, крышка гроба, поглотила все звуки, жалящие мою душу. Я ощутила, как яркий свет, как солнечный удар, хлынул в мой мир.

И вдруг я услышала шаги. Кто-то приближался ко мне. Крышка гроба отодвинулась, и я прищурилась от яркости, пытаясь сфокусироваться. Открыв глаза шире, я поняла, что действительно сижу в гробу, и вокруг меня – множество незнакомых лиц, напуганных и потрясенных.

Странные, незнакомые лица, и среди них были Элис и Бэт, которые смотрели на меня, словно я призрак. Они выглядели так, будто пережили холодный кошмар: Элис рыдала, а Бэт стояла рядом, застывшая в ужасе. Директор, этот ненавистный мне мужчина с авторитетом, подошёл ко мне с прощальным выражением: он был напуган, но сам не понимал, что произошло.

Элис на мгновение перестала рыдать и, подняв на меня свои заплаканные глаза, молча уставилась на меня, так, будто решила, что я – мираж. Её лицо стало бледным, как вата, сливаясь с белизной гроба.

– Воды, – прохрипела я, ощущая, как голос срывается у меня на последних словах.

В воздухе повисла гнетущая тишина, и я почувствовала, как все обернулись ко мне, словно я произошла из другого мира. Вальдо, казалось, тоже застыл на месте, его лицо, застывшее в шоке. Наконец, он шагнул ко мне, поднося стакан воды.

Я выхватила его, жадно поднеся к губам. Вода шлепнула мне на язык, но вместо того, чтобы утолить жажду, она лишь усилила её. Я глотала и не могла насытиться, как если бы вся эта темнота, что меня окружала, высосала из меня все силы.

– Ещё, – произнесла я, мой голос выдал слабый трепет, как будто я забывала, как говорить.

Вальдо кивнул и быстро ушел, оставив меня наедине со взглядами других. Кто-то подошел, помогая мне слезть с чертового гроба, в котором еще недавно казалось, что он поглотит все, чем я была. Я не сопротивлялась, когда меня усадили на стул, будто это было единственным местом, где я могла передохнуть от этого зрелища. Люди, которые когда-то были знакомыми, теперь казались мне чужими. Мне было странно – как они могли просто наблюдать? Все они ждали, когда я отпущу их страхи, когда расскажу свою историю.