- Я понял, да. Интуиция. Предчувствие. Шестое чувство. Скажи, что толкает тебя к твоей неизбежности?

- Мои попытки противостоять ей. – Так же тихо ответила она, не выходя из странного, сознательного транса. – Оно накрывает с головой. Оно сильнее меня. Намного сильнее. Это обстоятельство. И это неизбежно.

- Я могу помочь? – Уже как-то неуверенно спросил Джек, всматриваясь в серые зрачки ученицы.

- Не знаю.

- Скажи, ты боишься неизбежности? Или испытываешь что-то еще?

- Тоже не знаю. Вроде бы должна только бояться. Но… может, я жду этого? – Девушка закусила губу. О большем незнакомому человеку она сказать не сможет, особенно тому, кто вариться в этом адском котле, именуемом исправительной академией. Ей очень не хотелось, чтоб ее внутренние проблемы стали достоянием учительского совета.

- Не доверяешь мне? Что же, я не настаиваю. – Психиатр спокойно кивнул, и вновь надел очки. – Более того, ответы на основные вопросы я уже получил, спасибо. Пройдем небольшой тест, и можешь идти, хорошо?

- А после меня у вас есть кто-то еще? – Рал сузила глаза и глубоко вздохнула.

- До обеда нет, а что?

- Можно я у вас часочек посижу? У меня алгебра, а я очень, очень не хочу на нее идти. Декан будет просто цвести и пахнуть, видя меня в столь… разукрашенном виде. Не хочу.

- Ну… в общем-то, почему нет. – Джек рассмеялся, и странно ухмыльнулся, пальцем почесывая щеку. – Я не скажу ему. Просто посидим, попьем чай. Расскажешь о себе поподробнее.

- Нет проблем. Возможно, нам даже будет, о чем поговорить. – Иида облегченно выдохнула и вновь осмотрела помещение. Очень странный тип, слишком странный, неестественно мягкий и слишком любопытный для своей профессии. Что он вызнавал? Почему так активно? Да еще и так легко прошел ее проверку – согласился на провокацию оставить ее в кабинете еще. Точно что-то разнюхивает, при чем так прозрачно, незаметно, напуская на себя желание помочь и добрую, отеческую улыбку. Даже пошел на риск перед деканом, хотя если тот узнает, беды не миновать. Так можно поступать, если уже точно знаешь, что за содеянное тебе ничего не будет. Значит ли это, что он с Хенгером на короткой ноге? Возможно, они в одной лодке?..

Рал криво усмехнулась, и вновь вздохнула, потирая больной бок. Всюду враги, никому нельзя доверять. Но это не важно, ведь она была уверена – ничего, кроме разочарования, этот мерзкий, склизкий врач, мастерски втирающийся в доверие, не получит. Пусть пробует – не получит.

6. Крайний предел

«Они переглядывались и ухмылялись. Я прекрасно понимал, что это значило – расплатились сполна, да так, что довольны остались все. Часть группы отсутствовала, они отбывали свое наказание, проклиная упертую, самоуверенную однокурсницу. Она всех подставила, всех подвела. Дела складывались отлично, хотя и странно, ведь девушки до сих пор нет. Я уже начинал, понемногу, волноваться, не порезала ли она себя где-нибудь в уборной в знак протеста, не разбила ли себе голову, чтобы показать, что все вокруг неправы. Сам не заметил, как начал улыбаться, а вот ученики вокруг заметили, и начинали нервничать. Всякий, кто попытается подать здесь голос, противоположный моему, будет наказан, и, если комнаты ей показалось мало, я знаю, где, как, куда, и с какой силой стоит бить. Недалекие, фанерные дети, считающие, что им никто не указ, поломают здесь все свои когти и зубы, а также уверенность и убеждение. Молодые, а уже мусор, который такие как мы призваны пускать на вторичную переработку.»

К потолку тянулась мутная полоса ядовитого дыма. Сделав затяжку еще глубже, психиатр открыл ящик стола, и положил окурок в спрятанную там пепельницу. Помещение проветривалось, ветер гулял внутри, отчего становилось непросто прохладно, а даже холодно.