31 мая 1909 года Иннокентий Анненский опубликовал стихотворение, названное им «Баллада», и посвятил его Гумилеву. Оно звучит совершенно так же, как стихи поздней Ахматовой:

День был ранний и молочно парный,
Скоро в путь, поклажу прикрутили…
На шоссе перед запряжкой парной
Фонари, мигая, закоптили…

И еще строфа из стихотворения Анненского «Свечку внесли»:

Не мерещится ль вам иногда,
Когда сумерки ходят по дому,
Тут же возле – иная среда,
Где живем мы совсем по – другому?

И для сравнения фрагмент стихотворения Ахматовой «Песня последней встречи», который даже для неопытного уха прозвучит подобно эху:

…Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно – желтым огнем.

Как обычно бывает, ученица пошла дальше, ее поэзия обросла лишь ей известными мотивами, стала единственной и особенной. Однако нельзя не признать, что Ахматова была одной из создательниц акмеизма, и эту акмеистическую нотку почерпнула из стихов Анненского. Пастернак написал стихотворение, посвященное Ахматовой, в котором прозвучали важные слова о ее поэзии: «(…) Но, исходив от ваших первых книг, / Где крепли прозы пристальной крупицы (…)». Такова первая различимая черта поэзии Ахматовой: лирическая эмоция соединена у нее с холодным повествованием, стих написан так, словно это обычная история, которая как раз сейчас происходит. И еще один характерный для Ахматовой прием, позаимствованный у Анненского: первая часть строфы содержит отдельное утверждение, сентенцию или афоризм, а вторая добавляет конкретную прозаическую подробность.

Когда читаешь стихи Ахматовой, то создается впечатление, будто перед тобой развертывается некий фабульный отрывок, и едва ли можно будет избавиться от искушения попытаться восстановить по стихам биографию автора, хотя бы только эмоциональную. Вся ее поэзия содержит в себе динамику лирического повествования. По ней мы можем воссоздать внешний вид героини, ее одежду, жесты, походку, догадаться о ее прошлом, о ее домах, комнатах, любимых местах: Царское Село, Петербург, юг России…

Ахматова не говорит непосредственно об эмоциях, а передает их нам, как это делается в прозе, через конкретное описание жеста либо движения. То, что у Анненского только обозначено, у Ахматовой становится постоянным. Отсутствие связи между различными состояниями души у нее становится иногда попросту мучительным – но одновременно и волнующим. Доброта рядом с гневом, смирение рядом со страстью, нежность, внезапно превращающаяся в неудержимую ревность.

Говорят, что последователей Ахматовой можно различить не по словам, а по особенностям стихосложения. Это правда, но правда, также извлеченная из магической Кипарисовой шкатулки. Строфа из четырех строк, быстрая смена фраз, так называемое короткое дыхание стиха; точки, разбивающие строку, которые нарушают ее ритмический и интонационный характер; внезапные скачки; союз «a» в начале первой или предпоследней строки, где обычно концентрируется содержание произведения – все это приводит к тому, что язык Ахматовой просто содрогается от напряжения.

Что же еще достала Ахматова из «Кипарисовой шкатулки?» Как раз ту особенность стихосложения, которая характерна также и для современной поэзии: ослабление роли глаголов в пользу действительного причастия, или, как в некоторых ее стихотворениях, их полное отсутствие, мотивируемое сжатостью высказывания или специфической интонацией. Все акмеисты писали примерно так: «В небе осень треугольником; Вечерние часы над столом, безнадежно белая страница». Не какое – нибудь: «В небе осень треугольником (повисла)» или же «(проходят) вечерние часы над столом». Говорится быстро и простыми назывными предложениями, не переводя дыхания.