При этом надо понимать, что из-за стремительно падающего курса марки реальный уровень цен в Германии – даже после головокружительного роста – все равно оказывался на порядок ниже той же Франции. Конечно, ниже он оказывался только с точки зрения человека, въехавшего извне, имея в кармане иностранную валюту. Проблема немцев была не столько в том, что продукты стоили так дорого, сколько в том, что у населения все равно не было достаточно денег, чтобы купить их, сколько бы нулей ни было нарисовано на купюрах у них в кармане.

Корреспондент газеты «Торонто Дейли Стар», молодой американец по имени Эрнест Хемингуэй, посетил Германию примерно в это время, въехав через Страсбург. На границе он поменял 10 французских франков (примерно 90 канадских центов) на 670 марок. На эту сумму они вдвоем с женой делали покупки весь день, и в итоге все равно остались со 120 марками на руках. Первой их покупкой были яблоки у уличной торговки. Они стоили 12 марок. Проходивший мимо в этот момент благообразный пожилой немец тоже поинтересовался ценой яблок. Услышав про 12 марок, он печально покачал головой: «Я не могу себе этого позволить». Немец удалился, а Хемингуэй лишь позже, пересчитывая свои дневные расходы, понял, что яблоки стоили два цента. Он пожалел, что не отдал их старику, но уже ничего не мог поделать.

Другие журналисты в те же дни подсчитали, что если общая стоимость жизни в Германии с довоенных времен выросла как минимум в 86 раз, то средняя заработная плата за тот же период увеличилась лишь в 34 раза. В отдельных отраслях было и гораздо хуже – в особенности пострадали те, кто не занимался физическим трудом. Годового жалованья, к примеру, среднего банковского клерка теперь хватало на то, чтобы минимально прокормить его семью в течение одного месяца. Что же касается пенсионеров и прочих неработающих групп населения, привыкших полагаться в основном на свои сбережения, то их ситуация могла быть описана емким словом «крышка».

В этих условиях в Германию начался массовый наплыв иностранцев, особенно заметный в приграничных областях. Хемингуэй, наблюдавший это явление своими глазами, пишет о нем с нескрываемой брезгливостью: «Французы, возможно, и не могут пересечь границу, скупить и вывезти все дешевые товары, как им бы хотелось. Зато они могут пересечь ее, чтобы наесться вдоволь… Эти чудеса валютного обмена приводят к свинскому зрелищу, когда молодежь из Страсбурга набивается в немецкую кондитерскую с целью жрать, покуда им не станет дурно, давясь воздушными, наполненными кремом кусками немецкого торта по цене 5 марок за порцию. Вся продукция кондитерской сметается за полчаса… Хозяин заведения и его помощник были мрачны, особенного счастья в них заметно не было. Марка падала быстрее, чем они успевали печь».

Удивительно, но и правительство, и банкиры, и депутаты парламента, и пресса продолжали не просто игнорировать причинно-следственную связь между денежной эмиссией и инфляцией, но и активно ее отрицать. Газета «Фоссише Цайтунг» от 16 августа 1922 года (в этот день курс марки преодолел рубеж в 1000 марок за 1 американский доллар) писала: «Мнение о том, что наводнение экономики бумажными деньгами есть истинная причина их обесценивания, является не только ложным, но и опасным… Данные и официальной, и независимой статистики давно уже доказали, что падение покупательной способности марки на внутреннем рынке за последние два года является следствием снижения обменного курса… Сегодня необходимо помнить, что общий объем денег, находящихся в нашем обороте, хоть он и демонстрирует на бумаге ужасающее количество миллиардов, на самом деле, не так уж и велик… У нас нет никакого «опасного наводнения экономики бумагой» – как раз наоборот, суммарный объем нашего денежного оборота в три или четыре раза меньше, чем он был в довоенное время». В общем и целом, газеты больше беспокоились о возможных волнениях пролетариата и потере государственного престижа, чем о реальном положении в экономике. Более того, единственным средством выхода из сложившейся ситуации авторитетные финансовые издания Германии видели… дальнейшее увеличение объемов денежной эмиссии – в три-четыре раза, как предлагал «Берлинский биржевой курьер»!