Ткнул пальцем мне в лицо.
– Выбесишь нас, и устроим тебе вертолетик! Знаешь, что это такое? Одновременно натянем тебя со всех сторон и еще по члену в руки определим!
Мерзкие лапы начали трогать мое тело, лапать спину, подбираться к груди.
– Покажи нам свои сиськи? Они кажутся большими или на самом деле такие сочные? Я люблю грызть соски. Когда трахаюсь!
Как же это омерзительно, из моих глаз беспрестанно текли слезы, я отталкивала их руками и пятилась к столу, пока не наткнулась на него, и меня вдруг не опрокинули навзничь. Меня к нему буквально пригвоздили со всех сторон. Руки лапали мое тело, задирали платье, раздвигали и фиксировали ноги.
– Тамерлааааан! – закричала изо всех сил, и мне закрыли рот, я укусила ладонь до крови и снова ощутила удар по губам.
– Держите ее! Я сейчас войду! Снимите трусы! Да что ж она так вертится, сучка!
Я уже ничего не понимала, я дергалась всем телом, мычала, подскакивала на столе, вертелась как на углях. Мне казалось, я сошла с ума от ужаса, я в агонии, я больше не человек. Я загнанный зверек, обезумевший от страха. Панический ужас заставил орать, выть, и мне несколько раз удалось вырваться и вцепиться в них ногтями. Когда рот освободился, я снова закричала ЕГО имя, и на меня навалился самый первый с пыхтением и вонью потом, вызывающей позывы к рвоте.
– Тамеееерлааан! Не надоооо! – так громко, как смогла, с рыданием и надрывая голосовые связки.
Все произошло за какие-то мгновения. Я увидела, как лезвие режет горло тому, кто пытался изнасиловать меня, и он заваливается вбок, истекая кровью, а за ним, за его спиной горой стоит Хан. Он оскалился и не похож больше на человека. Он ревет словно зверь. Его лицо залито кровью и потом.
– Мояяяяя! Она мояяя! Убьюююю тварей! Мояяяяя!
Голос безумца, глаза безумца. Он размахивает ножом, и мужчины врассыпную бегут из подсобки. Они орут от ужаса, но он успевает полоснуть одного, а другого пнуть ногой в живот и осыпать градом ударов, когда тот упал на пол и покатился, пополз к двери на четвереньках.
– Ты что, Хан? Ты же сам!
– Ты отдал нам!
– Тупые ублюдкииии! Мояяя!
Орет и трясется весь, как будто сейчас его разорвёт изнутри, глаза навыкате в сетке красных капилляров, кулаки сжаты так, что вены вот-вот лопнут. Как и на шее, и на лбу. Ревет, вертится вокруг себя. Сметает все на пол, ломает, крушит, разбивает в осколки.
Потом склонился надо мной и сгреб со стола обеими руками, прижал к себе, вдавливая лицом в свою мощную, сильно дергающуюся от озноба грудь, и продолжает надрывно рычать:
– Мояяяяя! Ты мояяя!
Сухие губы целуют мою голову, шею, мои руки, мое лицо и снова давит в себя, орет, воет, носит по подсобке прижимая к себе, как тряпичную куклу.
– Мояяя…дааа. Мояяя. Не отдам. Мояяя. Убью всех…убью сукииии…
Потащил куда-то, не отпуская, не давая даже вздохнуть. Внес в дом, пробежал со мной по ступенькам, ногой распахнул дверь в спальню.
Я ощутила, как уложил на постель, все так же сжимая в объятиях, качаясь из стороны в сторону и скуля, как раненое животное. Он так и сжимал меня очень долго, пока не уснул, так и продолжая удерживать в кольце своих огромных рук. Я даже не пыталась вырваться, я сама прижалась к его груди и обняла его дрожащими руками.
– Твоя… – тихим шепотом, – не отдавай никому…
Временное затишье, безумие, сменившееся какой-то адской лаской, как будто зверь затащил свою добычу в логово и накрыл собой, чтобы никто не посмел тронуть. От него несло перегаром, потом и кровью. Его обычный запах…и я почему-то успокоилась, сама не поняла, как отключилась после пережитого ужаса. В его руках.