Я взяла у него сигарету – крепкая, я такие не курю, затянулась и спросила – не Баранкина, а скорее обратилась в пространство:
– Что же нам теперь делать?
Тут реализатор вспомнил свое ментовское прошлое и спохватился:
– Во-первых, никого в подвал не пускать. Во-вторых, вызвать милицию.
Но это проще было сказать, чем сделать, потому что в это мгновение появилась Натали, стремительная, как вихрь. Раз в жизни она не опоздала – именно тогда, когда нужно было бы опоздать! Мы не успели ее остановить, как она со словами:
– Что вы тут курите, когда надо работать! – отодвинула нас и ворвалась в подвал.
Через какие-то секунды она возвратилась, уже медленно и слегка пошатываясь, и присела на грязную ступеньку в своем роскошном новеньком плаще, надетым не для тепла, а для форса. Баранкин протянул ей сигарету, как спасительный якорь. Некоторое время мы все молчали, ожидая, пока она придет в себя, потом она произнесла весьма неоригинальную фразу:
– Что же нам теперь делать?
Но Баранкин уже вызывал по своему мобильнику участкового – по счастью, он с ним был знаком, приходилось улаживать кое-какие разногласия с жильцами кооперативного дома, где мы арендовали помещение. Потом приехала опергруппа, все это длилось достаточно долго, и все это время мы сидели на лавочке во дворе и курили. К нам присоединилась и Полина, но она не курила. Я решила позвонить Марку – не потому, что он мог реально что-то сделать, а просто по привычке, но его не было на месте, и я попросила секретаршу позвать к телефону Сергея.
– Ничего серьезного, Сережа, бомж какой-то к нам забрался и упился до смерти, но все-таки неприятно.
Действительно, судя по всему, это был бомж – не зря же от него так разило перегаром, да и одет он был соответствующе, в какую-то рваную телогрейку. Документов при нем никаких не было. Ребята из опергруппы заставили нас вызвать всех сотрудников, и вскоре к нам присоединились Эля и надутый Алик, у которого на этот день были какие-то свои планы. Саши Петрова в Москве не оказалось – он уже три дня как был в отъезде, в Белоруссии у него умер дед. Никто убитого не опознал, не только мои коллеги, но даже жильцы дома – опера пригласили посмотреть на труп, прежде чем его увезли, любопытных старушек, гревшихся на солнышке во дворе; эти божьи одуванчики с видимым удовольствием, и глазом не моргнув, выполнили «свой гражданский долг», но и они заявили, что никогда его не видели, здесь этот бедолага никогда не бомжевал.
Сергей Крутиков, хоть я его и не ждала, приехал прежде, чем труповозка, и быстро нашел общий язык с ментами. Старший опер быстро и нехотя писал протокол, а председателя кооператива и одну из старушек пригласили в качестве понятых. У меня в груди похолодело –раз никого из сотрудников не позвали, значит, мы все под подозрением? Но, как выяснилось, померших бомжей находят то и дело, и мало кого это волнует. Милиционерам все было ясно. На столе в редакторской осталась пустая водочная бутылка с этикеткой «Московская», скорее всего, паленая, как обронил мимоходом участковый, и пустой стакан из наших запасов. Ночи стоят очень холодные, вот бездомный бродяга и забрался в теплое помещение и упился до смерти (медэксперт, приехавший одновременно с санитарами, забиравшими тело, сказал, что умер он вчера вечером или в крайнем случае ночью, но никак не позже).
Возник вопрос – а как он к нам забрался? Никаких следов взлома не было. Подвал запирался на врезной замок, а снаружи на двери для надежности висел еще старинный кондовый амбарный замок, при всей своей уродливости почти антикварный. Его уже при мне принес откуда-то с дешевого рынка Баранкин после того, как Натали с Петровым поскандалили особенно бурно, и наша президентша заявила, что в офис его больше не пустит. Мы все ходили с огромными связками ключей, как средневековые ключники какие-то. Обычно запирал дверь тот, кто уходил последним. Чаще всего это была Полина, и Натали уже готова была наброситься на нее с упреками, но я встала на ее защиту: вчера около половины седьмого мы уходили вместе, вдвоем проверяли, всюду ли погашен свет, и, главное, выключены ли обогреватели. Закрывала дверь на все запоры она, но я все время находилась рядом и готова была поклясться, что все было сделано надлежащим образом.