– Капустин, ты где там ходишь?! – сердито закричала на меня остроносая Клара. – Мне Макар сказал, что ты мне помогать будешь! Вот иди и помогай!

– Мне он ничего такого не говорил, – равнодушно пожал плечами я, – наоборот, они с Зубатовым отправили меня в сельсовет забрать саквояж.

– Принёс? – из фургона высунулась сердитая голова Зубатова, – тащи бегом сюда! Сколько тебя ждать можно?!

– Я возле входа в дом поставил, – сказал я, – можешь забрать.

– Так принеси сюда! – потребовал Зубатов.

– Э нет, я к тебе в прислуги не нанимался, – хмыкнул я и язвительно добавил, – видать, не всех мироедов и эксплуататоров в семнадцатом расстреляли.

Зубатов налился краской, но я не стал ждать его ответа и опять вошел в дом. В избе вкусно пахло топлённым молоком и жаренной картошкой.

– Товарищ Гудков, – сказал я, – имею к вам два вопроса.

Макар сидел над шахматной доской и грустно смотрел на фигурки.

– Ты в шахматы умеешь? – рассеянно спросил он, наморщив лоб.

– Не умею.

– Эх, где нам шахматиста взять? Даже сражнуться не с кем, – посетовал Гудков и добавил, – какие вопросы?

– Первый вопрос – когда будет обед?

– Обед? – растерянно переспросил Гудков и посмотрел на меня тихими глазами.

– Ну да, дело уже к вечеру, а нас ещё и не кормили.

– Вроде как сегодня Нюрка дежурит, – пробормотал Гудков, правда неуверенно.

– А что же, никто не ел ещё?

– Ну, у нас тут многие сами для себя готовят, раздельно питаются.

– А я?

– А ты найди Нюрку и спроси.

Поняв, что с продовольствием здесь нелады, я продолжил:

– И второй вопрос – я что, в услужение сюда нанялся? То Зубатову сумки подносить, то Кларе что-то помогать. Мы с вами вроде обсудили перечень моих обязанностей.

– Ну ты понимаешь, братец, – с обезоруживающей улыбкой развёл руками Макар, – мы же одну работу делаем с товарищами – культурно боремся с мракобесием. Можно сказать, ведём беспощадную идеологическую войну против суеверий и религиозных предрассудков у селян. И поэтому мы должны быть как единый кулак, действовать единым фронтом! А если каждый начнёт тянуть одеяло на себя – то идеологические враги нас одолеют. Ты понимаешь?

«Вот же сука», – восхищённо подумал я, но достойно ответить не успел, так как снаружи раздался истошный, полный ярости крик и в избу ввалился Зубатов, потрясая раскрытым саквояжем.

– Вор! – дико вращая глазами, заорал Зубатов.

«Не везёт мне в этом мире что-то на Викторов», – с оттенком легкой грусти подумал я, вспомнив второго Виктора из СТК.

– Что стряслось, Витя? – спросил Гудков, поморщившись, – зачем так орать?

– Он украл!

– Кто?

– Вот он! – указательный палец Зубатова осуждающе уставился на меня.

– Это серьёзное обвинение, товарищ Зубатов, – нахмурился Гудков, – если это так, то будем разбираться. Случаев воровства у нас в коллективе ещё не было.

Он повернулся ко мне:

– Ты действительно украл, Геннадий?

– Нет, – с подчёркнутым изумлением покачал головой я, – товарищ Зубатов гонял меня по личным делам, как прислугу, а когда я не поднёс саквояж к нему прямо в фургон, а поставил во дворе, – он решил отомстить мне.

– Лжец! – заверещал Зубатов.

– А что он украл? – спросил Гудков.

– Р-р-реквизит, – уши у Зубатова заалели.

– Но там разве не реквизит? – наивно удивился я и теперь уже мой указательный палец уставился по направлению в тёмный зев саквояжа.

– А что там? – заинтересовался Гудков. – Вытаскивай.

Зубков скрипнул зубами и принялся доставать пресс-папье, барометр, макулатуру. Последним был извлечён портрет Сталина и дырявый ботинок.

– Ну и что у тебя пропало? – удивился Гудков, – второй дырявый ботинок? И почему ты портрет Секретаря ЦК вместе с этим хламом хранишь, Виктор? Хочешь, чтобы проблемы у нас всех были?