Все это обслуживало тот же мир спекулянтов и нуворишей. И иностранцев, хлынувших осваивать Германию. Перед ними стелились, унижались. Американцы развлекались, швыряя сигареты из окон отеля – глядя, как немцы и немки давятся и дерутся за их «подарки». На улицах манили пальцем понравившихся женщин, даже не поинтересовавшись, являются ли они проститутками. Чиновники и служащие присутственных мест сгибались в поклонах при виде американского либо британского паспорта. Естественно, в такой обстановке круто скакнула вверх преступность.

Для Мюллера замеченные в нем профессиональные качества и полученное среднее образование открыли дорогу к повышению по служебной лестнице. Он становится инспектором криминальной полиции. Что ж, в атмосфере «веселой» Германии скучать и бездельничать ему не приходилось. Он расследовал убийства, кражи, случаи разборок между преступными группировками, в облавах по притонам задерживал сутенеров, прожженных шмар и юных девиц, впервые попавших в среду городского «дна» ради вожделенной долларовой бумажки.

Мюллер не был талантливым криминалистом, в отличие, скажем, от своего коллеги Артура Небе. Но обладал другими ценными качествами. Все теми же трудолюбием и упорством. Там, где другой пасовал, Мюллер продолжал «копать» в надежде, что не сегодня, так через месяц найдутся нужные улики. Проявлял он и «бульдожью» хватку. Мюнхенские преступники знали: если уж Мюллер вцепился – пиши пропало, не отстанет. Он обладал превосходной профессиональной памятью. Досконально изучил преступный мир, знал все тонкости и особенности своей профессии. Французский исследователь Ж. Деларю так характеризует его методы: «малоинтеллигентный, но чрезвычайно упорный и упрямый», он «как опытный ремесленник преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, загоняя ее в круг, из которого не было выхода».

Что ж, он и впрямь был детективом не «шерлокхолмсовского» типа. Заумных «дедуктивных методов» не применял. Больше он походил на полицейских инспекторов Чапека – романы которого, как уже говорилось, ему нравились. Инспекторов на вид «серых», невзрачных. И расследующих преступления без логических хитросплетений, без эффектных ходов, а по-простому, кропотливо, на основании только лишь собственного опыта. Уже знающих по почерку преступления примерный круг подозреваемых. И где искать этих подозреваемых. Умеющих «дожать» на допросе, чтобы виновный раскололся. Но при этом добивающихся куда более эффективных результатов, чем высокоученые интеллектуалы с их «дедукцией» и «индукцией»… Так же действовал и Мюллер. Не брезговал он и информаторами из преступной среды – там уже знали, что с этим инспектором лучше не ссориться. Иначе может отомстить. А если ладить с ним, что-то подсказать, то и он, глядишь, отблагодарит. Допустим, после очередной кражи «не заметит» тебя и пройдет мимо – если ее расследует не он, а кто-то другой. Или при задержании смягчающие обстоятельства в протоколе учтет…

На рожон Мюллер не лез никогда. Если нити расследования вели слишком высоко, и «сверху» приказывали прикрыть дело – что ж, прикрывал. Но ведь наверняка имел и свое мнение об окружающей действительности. Возможно, как раз работа в условиях Веймарской республики выработала в нем ненависть к «демократическим ценностям», которые в то время широко пропагандировались. Он-то видел не пропагандистское «лицо», а самую грязную «изнанку». Которая могла вызвать только отвращение к правительственным и парламентским болтунам, к носившейся с этими «ценностями» либеральной интеллигенции, к продажным политикам, нередко связанным все с тем же преступным миром. Полиция об этом знала лучше других. Знала, кто из «столпов демократии» в какой бордель ходит, в каких темных махинациях замешан…