– Дана, я весьма рад, что ваш уникальный дар приносит столько радости людям. Вы нашли просто гениальный выход. Но с вашим даром вы способны на большее! Вам нужно…

– Нет, – перебила я Мефодия Карловича и строго посмотрела ему в глаза.

– Оу… Вы?..

– Да.

– Но как же?..

– Нет.

– Но Боги дают…

– Вот именно.

– Простите, – почтительно склонил голову Мефодий Карлович.

– А просветите несведущих? – Велена с любопытством переводила взгляд с меня на Мефодия Карловича.

– Простите меня, Веленочка, я затронул весьма личную и щекотливую тему и не в праве распространятся. Не переживайте, всё хорошо. Я был невежлив, приношу свои извинения ещё раз.

– Хм… ну что ж, хорошо, – кивнула Велена.

– Дана, я с уважением отношусь к вашему решению. И я, конечно же, сохраню вашу тайну. Но позвольте дать вам, пусть и не прошенный, совет. Ваш дар растёт, вы неосознанно заставляете людей видеть красоту. Вы вся светились, словно звёздочка на чернильном небосводе, когда рассказывали Веленочке о том, как видите самый обычный сквер. Ваши фельетоны и романы, даже читаемые с чарофона[11], погружают людей в состояние радости. Они дарят тепло. Издавайтесь на бумаге. Сами. Без издательства. Я уверен, ваши книги, особенно с вашим автографом, будут нести гораздо больше отрады и праздника в души людей, – горячо закончил свой совет мужчина.

– Спасибо. Я не думала об этом.

– А вы не думайте. Вы издавайтесь. Поверьте, вы произведете небывалый фурор. Ваш дар многим может помочь.

– А я согласна с Мефодием Карловичем, тебе нужно издаваться! – воодушевилась Велена. – Я знаю, как это устроить.

– И всё же, как вы это делаете? Поделитесь секретом, Дана? – ловким движением закинул в рот засахаренный миндаль Мефодий Карлович.

– Понимаете, это происходит повсеместно. Вот вчера в трамвае ехала, а там куча народа, румяные школьники, которым разрешили погулять после уроков, и они заигрались дотемна. Напомаженные дамочки в долгополых пальто и на шпильках, спешащие в театр. Громкие подростки, вездесущие пенсионерки с сумками, работяги, устало дремлющие, привалившись к стеклу. И тут двери трамвая открылись, на площадку вспорхнула шикарная девица, похожая на актрису. У нее гладкие блестящие волосы, собранные в хвост, короткая курточка в перьях, юбочка вся в воланах и рюшах. И громким неприятным голосом, какой почему-то часто бывает у таких красавиц, обратилась к трамвайной публике:

– Скажите, пожалуйста! Я до больницы доеду?

– Выглядишь вполне здоровой! Должна доехать… – весело откликнулся пьяненький мужичок у окна. Ну мы все посмеялись, барышня, кстати, тоже. Едем дальше.

Заходят двое молодых мужчин. И диалог у них состоялся такой:

– Ну и что там со вчерашним свиданием? – спросил первый.

– Сходил, – вздохнул второй.

– Ну и как?

– Да как-как? Никак!

– В смысле?

– Ну она такая вся нежная, у неё там атаки панические… Ну она вся такая хрупкая, загадочная. Такая мечта поэта, понимаешь.

– Ну и что? – удивился второй.

– А я из деревни, Сань! – громким шепотом сказал второй. – Из деревни! А у нас там из болезней только похмелье и бодливый соседский козёл по кличке Коська.

– М-да-а-а… – высказался всё тот же подвыпивший мужичок у окна. – Встретились два разных мира.

Стоя в тени раскидистого каштана, я любовался её улыбкой и сияющими глазами, её изысканностью и грацией, её удивительной красотой. Она была словно огонёк. Яркая и живая. Всегда открытая, дарящая тепло всем вокруг. Она верит, что этот мир самый лучший. Верит только в хорошее и прекрасное. Она верит исключительно в то, что делает этот мир светлее. И это притягивало к ней людей хлеще магнита. Она очаровывала, вдохновляла, пленяла, притягивала и завораживала. Кто-то скажет, что это так действует её дар. Но я знал – это не так.