Конечно, не его это тема объяснять природу вселенной. Его дело скрытое вещество найти и вычислить его массу.
Так вот он и нашёл. И даже вычислил. Ибо масса эта равна массе нынешней вселенной.
На Земле его сверхурочной работе вряд ли обрадуются, а уж рассчитывать на публикацию и вовсе не приходится. Да и не выходят больше на Земле научные издания. Ну и чёрт с ней, с родиной. Договорюсь с Дереком, опубликуем на Утопии. Хотя бы пару сотен экземпляров. Они там всё что угодно напечатают лишь бы нашему правительству досадить.
И станет он, Морозов, последним учёным своей эпохи. Настоящим учёным. Пройдут века. Возродится наука и какой-нибудь студент снимет с полки его книжицу, стряхнёт пыль…
– Чёрт! – вспомнил Морозов. – У меня же только пять дней.
Как некстати эти угрозы теперь, когда у него появился интерес к жизни, когда появилась цель. Всего ему за пять дней никак не успеть. Нужно изложить хотя бы тезисы, наброски. Хоть что-то…
Как там сказал Дерек? «Я не верю во вдохновение, я верю в дэдлайн». Как это верно. Теперь уже не до сна. Кофе, побольше кофе…
***
Над базой висело чёрное беззвёздное небо. Лишь на самом горизонте светился пылью Млечный Путь, да чужие галактики едва пробивались сквозь черноту призрачными пятнами.
Человек в длинном плаще посмотрел на единственное горящее окно корпуса и произнёс на запрещённом языке:
– Работайте, Морозов, работайте. Удовольствие от работы – единственное, что отличает нас от животных.
Человек поправил шляпу, шагнул в наползающий с полей туман, и шорох гравия скоро затих вдали.
ПРИКУП
1
На небольшой экран проецировался фильм о планете Окуси. Графики сменялись пейзажами, всё это сопровождалось лёгкой музыкой, а приятный женский голос за кадром призван был довести до любопытной публики массу полезной информации.
С тем же успехом устроители аукциона могли показывать ролик о вреде курения. На экран никто не смотрел, сотни взглядов устремились чуть ниже, где на дубовой скамейке ёрзал, безнадёжно пытаясь устроиться поудобней, посланник идущей с молотка планеты. Будучи ещё недавно сельским учителем, он чувствовал себя в новом качестве несколько неуютно.
– Бедняга имеет вид приговорённого к казни, – заметила Лорена Гомес своему ассистенту. – И не слишком надеется на апелляцию.
Признанная телезвезда, она могла позволить себе проявить толику сострадания.
Путаясь в испанском, учитель, хоть и не так складно как голос из динамиков, рассказывал о нелёгком труде и нехитром быте, что сложился на аграрной планете; об освоении новых земель и борьбе с тарпами, не ведающими страха и способными выходить в одиночку против целой деревни; о долгих дождях, что убивали дороги; о тоскливых песнях, сложенных в пору цветения очох, ядовитая пыльца которого наполняет воздух, загоняя людей в дома; о празднике урожая, когда одуревшие от страды парни добираются, наконец, до таких же одуревших девиц, о свадьбах, что играются вслед за этим…
Вся эта пастораль нисколько не волновала собравшихся вокруг журналистов. Они вяло задавали вопросы, зевая, фиксировали ответы, и всё чаще посматривали на часы в ожидании торга.
Десять роскошных синих кресел в секторе, отведённом участникам аукциона, пока пустовали. Восьми из них суждено было так и остаться невостребованными. Крайние, как обычно, вот-вот займут представители Фонда Освоения и Института Развития. Благозвучные названия компаний давно ни от кого не скрывали их хищнической сущности.
После запрета электронных и анонимных продаж, все крупные аукционы проводились открыто, по системе чем-то похожей на игру в покер. Это привлекало немало прессы и толпы зевак. И если бы не заранее предрешённый результат, действо в самом деле могло бы получиться зрелищным. Но уже много лет обходилось без сенсаций, и вся интрига заключалась в единственном вопросе – которая из двух корпораций наложит лапу на очередную планету.