– Йота. Погибель для пилота, – проворчал Грицко.

Пока он освобождал каюту от стопок запакованных в фольгу ланч—боксов, бортовой вычислитель принял данные пассажирки. Бросив взгляд на экран, Грицко в очередной раз чертыхнулся. Где это видано! Вместо имени – псевдоним, в контактах – адрес компании, а там где у обычных людей значилась профессия, высветился код спецификации.

– Визы в порядке, медицинский допуск к полётам имеется, официальных ограничений на свободу передвижения в портовом информатории не выявлено, – протокольно произнёс Роман. – Прошу на борт, сударыня.

– Держите, – Грицко протянул ей свёрток. – Это аварийный комбинезон. Он гораздо легче скафандра. Кислородной шашки и поглотителя, встроенных в маску, хватит на пятнадцать минут активной деятельности, это если не паниковать. Вполне достаточно, чтобы добраться до спасательного корабля или неповреждённого отсека. Нужное давление поддерживается упругостью материала. Но вы должны подогнать его под себя перед отлётом. Важно чтобы ткань везде прилегала плотно, иначе заработаете гематому или чего похуже… там есть особые швы…

– Спасибо, пилот, я умею подгонять костюм, – оборвала инструктаж Йота и направилась в каюту.

– Хотел бы я посмотреть на неё в таком облачении, – мечтательно произнёс вслед девушке капитан.

– Типун тебе на язык! – дёрнулся Грицко. – Я не желаю попадать в переделку ради сомнительного удовольствия увидеть синтетическую девчонку в обтягивающем наряде. Купи себе голограмму или манекен и наслаждайся.

– Что ты всё ворчишь? – капитан заложил ладони за голову и вытянулся в кресле, прикрыв глаза. – Я просто мечтаю.

– Не люблю загадок, – признался пилот. – На кой ляд пограничному миру чёртов профессионал? Всю жизнь там без них обходились. Каждый и швец, и жнец, и на дуде игрец. А гонорар этой девочки наверняка потянет на годовой бюджет небольшой планеты. Кстати, что это за спецификация «одиннадцать—двести»?

– Одиннадцать – это медицина, – ответил, не раскрывая глаз, капитан. – Я как-то встречался с массажисткой. Так у неё похожая спецификация была.

– Ты что, переспал с геноптой? – ужаснулся Грицко.

– А чего тут такого? – удивился Роман. – Говорю же тебе, люди как люди.

– Ну, это как сказать, – буркнул тот. – Так значит наш пассажир докторша? А на Сакраменто, случаем, нет какой-нибудь эпидемии? Они там, как я слышал, ребята простые, от вакцинации отказываются, от профилактики, могли и заразу подцепить ненароком.

– Не думаю. Об этом трубили бы на всех медиаканалах, – Роман выпрямился и задумался. – Правда там шахты, быть может, какие-нибудь профзаболевания горняков одолели. Узнаем. Нам целый месяц вместе лететь, расскажет. Да не напрягайся ты так, Григорий! Тебе-то в любом случае ничего не грозит. Ты вакцинами на все случаи жизни по самую макушку напичкан.

***

Йота и правда ничем не отличалась от обычной девушки. Что, впрочем, только добавило пилоту тревог. По-своему заботясь о товарище, а равно блюдя неписанный кодекс коммерческого флота, осуждающий всякий флирт с пассажирами, Грицко старался не оставлять их наедине. Так втроём они и болтали о том о сём, коротая путь.

Йота оказалась довольно весёлой и общительной барышней, но держалась скромно и не заводила капитана, что вполне устраивало Грицко. В благодарность он даже подбирал ей из бездонных своих запасов рыбные блюда – тунца или сёмгу, так как мясо теплокровных животных она, как вскоре выяснилось, не любила, хотя и не отказывалась, если из-под фольги вопреки маркировке вдруг появлялся бифштекс.

Роман рассказывал пассажирке всяческие истории из жизни космических бродяг, подлинные и вымышленные, а она звонко смеялась, когда рассказ выходил смешным, и сочувственно хмурилась, когда повествование касалось вещей печальных. Иногда Йота брала гитару и пела пронзительные, тревожащие душу песни. Пела она на испанском, а потому смысла Грицко почти не улавливал, но интонацией, порывом и надрывом эти незнакомые песни напомнили ему старинные романсы, которые он когда-то очень любил.