Первые дни военной кампании против России еще несли в себе отголоски победной эйфории, царившей в частях вермахта после захвата Чехословакии и аншлюса Австрии. Еще бы! Какая армия мира со времен Александра Македонского могла похвастать столь стремительным шествием по странам и континентам, падающим ниц перед военной мощью Германии. Той самой Германии, которая всего-то 20 лет назад сама стояла на коленях, униженная союзом высокомерной Европы, циничной Америки и загадочной Японии, искромсавшим немецкую территорию вдоль и поперек.
Но настал час расплаты за позор Версальского «мира». Восемнадцать дней – и нет «самостийной» Польши, унесшей в 1919 году с дележа германского добра часть Верхней Силезии, Данциг, Поморье… Шесть недель – и под ногами «белокурых бестий» Голландия и Бельгия, которая после Версаля вывесила свой флаг в округах Мальмеди и Эйпен, считавшихся в Берлине исконно немецкими… Неполных два месяца – и «Хорст Вессель» звучит в Париже! А Эльзас и Лотарингия снова немецкие! Дания, Норвегия, Северная Африка. Полное господство на морях и океанах… И вдруг – Россия! Лапотная, нищая… Но к декабрю 41-го, когда миллионная группировка вермахта застряла под Москвой и взбешенный Гитлер устроил небывалый разнос высокопоставленным генералам, в том числе «танковому гению» Гудериану, опытному разведчику Герлицу стало понятно, что на Востоке можно обломать зубы.
Абвер относился к «восточному походу» свысока. Руководство армейской разведки при каждом удобном случае подчеркивало, что Россия не является территорией, достойной пристального «шпионского» внимания, и разворачивать там агентурную сеть – все равно что скрипкой забивать гвозди. Сотрудники «службы Хенке» – разведывательного подразделения ведомства Риббентропа, – как никто другой знакомые с «восточными нюансами», в узком кругу поговаривали, что это лишь ширма, за которую абвер хочет спрятать неспособность добывать информацию в сталинской России. Сам адмирал Канарис не жаловал своим вниманием разведчиков Восточного фронта, предпочитая инспектировать абверштелле, работающие на западном направлении. Офицеры абвера злословили, что с Запада адмирал привозит картины и дорогие коньяки, а с Востока может привезти лишь неприятности.
За два первых года войны с Россией Канарис все же пару раз прилетал на Центральный фронт, но в абверкомандах его так никто и не увидел: так далеко адмирал ногой не ступил.
До конца 1942-го «восточное направление» в абвере курировал старый кадровый разведчик, полковник Пикенброк, «ходивший» на Россию еще в 1914-м в составе кавалерийского полка. Знавшие его сослуживцы шутили, что того похода Гансу хватило с избытком, поэтому к началу войны с Советами в его досье были секреты всех явных и возможных противников Германии… кроме СССР. Когда накануне зимней кампании 1942–1943-го командующие группами стали жаловаться Гитлеру, что всю развединформацию абвер добывает лишь из протоколов допросов русских военнопленных, и над разведкой сгустились тучи гнева фюрера, Пикенброк переговорил с кем-то из ОКВ, и его тихо перевели на должность командира дивизии во 2-й танковой армии, присвоив звание генерал-майора.
…Самолет слегка тряхнуло. Герлиц повернулся к иллюминатору: за толстым слоем плексигласа мелькнула серая вата облаков. «Юнкерс» шел на снижение. Пассажиры немного оживились. До Герлица долетели обрывки разговоров «летунов», не раз за время полета прикладывавшихся к фляжкам. Им дали недельный отпуск за удачно сброшенные где-то в районе Брянска бомбы. Там русские разворачивали наступление, которое, судя по всему, должно было стать продолжением «бойни» под Курском и Белгородом, только немного севернее. Люфтваффе летели отдохнуть в один из санаториев, построенных Герингом неподалеку от Кенигсберга, дружно соглашаясь с худощавым капитаном, который громко, наверное, чтобы слышали эсэсовцы, говорил, что не променял бы неделю такого отпуска и на пять «Железных крестов», потому как крест русские ему уже все равно заготовили, а какую-нибудь симпатичную польку ощущать на своей груди приятнее, чем награду фюрера.