– Посидела-посидела, устала, оставила няньке и пошла прогуляться! – предположила подружка.

Я угрюмо отмалчивалась. И Ирка, и Колян – все, с кем я успела поделиться своими страхами, – в один голос твердили, что не стоит раньше времени поддаваться панике. Малыш Маши Петропавловской может быть где угодно – у папы, у няни, у дальних родственников, у соседей… Однако меня очень сильно беспокоил наряд, в котором несчастная Маша встретила свою трагическую гибель. Удобные брюки, не стесняющий движений теплый свитер, обувь на плоской подошве – именно так одеваются на прогулку с младенцами здравомыслящие мамы. А этот деревянный медальон на длинной цепочке из бусин-косточек? Достаточно интересный, чтобы в случае надобности отвлечь раскапризничавшегося малыша, сделанный из экологически чистых материалов – безвредный для ребенка, который в силу возраста все норовит пробовать «на зуб» – и при этом недорогой. Не жалко выбросить, если будет испорчен! По-моему, очень похоже, что Мария Петропавловская позавчера днем гуляла в парке не сама по себе, а с ребенком.

– Ну и где же эта Ореховая? – бормотала Ирка, напряженно всматриваясь во мглу туманного утра.

На Ореховой, дом шестнадцать, квартира восемь, жила Маша Петропавловская, об этом мне сказал Лазарчук. Я вытянула из него эту информацию, соврав, будто собираюсь обойти соседей погибшей и позвать их на поминки. То есть я действительно ехала на Ореховую, чтобы поговорить с Машиными соседями, но неотложный повод для общения с ними у меня был совсем другой.

– Мария Петропавловская? О-о-о, – деликатно прикрыв ротик ладошкой, зевнул тощий неумытый блондинчик с всклокоченной спросонья прической предводителя воинствующих панков. – Это из восьмой квартиры, что ли? Ну есть такая. Фифа!

Он затейливо покрутил пальцами. Судя по этой мелкой моторике, фифа Мария была та еще – крученая, путаная, сложная, как ювелирное украшение в старорусской технике «золотая скань».

– Почему фифа? – спросила Ирка, с неудовольствием оглядев хлипкого блондинчика с лохматой головы до уютных тапочек в цветах шотландского клана Мак – Грегоров.

В промежутке на блондинчике тоже имелось нечто псевдошотландское – красно-зеленое махровое полотенце. Он завернул в него свои костлявые бедра и, разговаривая в нами, так часто проверял крепость туго затянутого узла, словно под импровизированным килтом пряталось что-то очень ценное. Не знаю, что именно. Не шотландская волынка, во всяком случае, волынка хоть как-то сказалась бы на рельефе поверхности.

– Так ведь она ни водочку не пьет, ни мартини! – блондинчик даже удивился вопросу. – Музычку не слушает, сигаретки не употребляет. Конечно, фифа!

– Сам ты фифа! Педикюр, как у бабы, – розовый! – сказала прямолинейная до грубости Ирка.

После этого блондинчик порозовел целиком и с шипением захлопнул дверь, но мы еще успели услышать чей-то встревоженный баритон:

– Юрасик, кто там?

– Юрасик! – плюнув, повторила Ирка и без промедления зарифмовала это милое имя с очень неприличным словом. – Да, «повезло» Маше с соседями! Ну-ка, попробуй воспитай в таком нездоровом окружении мальчика нормальной ориентации!

– А если зайти с другой стороны?

– Так они именно с другой и заходят! – находясь под впечатлением от беседы с Юрасиком, Ирка даже не поняла, что я уже ушла от темы сексуальной ориентации в пространстве.

Не тратя время на разъяснения, я обошла подружку и позвонила в другую дверь – всего их на площадке было три. С полминуты ничего не происходило, потом в жилище что-то зашуршало и послышался строгий голос:

– Это кто?

– Это мы! – не задумываясь, ответила Ирка.