(Ф. М. Достоевский)

Удивительно, как много посторонних мыслей способно мелькнуть в уме, именно когда весь потрясен каким-нибудь колоссальным известием, которое, по-настоящему, должно бы было, кажется, задавить другие чувства и разогнать все посторонние мысли, особенно мелкие; а мелкие-то, напротив, и лезут.

(Ф. М. Достоевский)

Веселость человека – это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони.

(Ф. М. Достоевский)

Но странность и чудачество скорее вредят, чем дают право на внимание, особенно когда все стремятся к тому, чтоб объединить частности и найти хоть какой-нибудь общий толк во всеобщей бестолочи.

(Ф. М. Достоевский)

Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи – все каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…

(Ф. М. Достоевский)

Нечего того беречь, кто сам себя не бережет!

(А. Н. Островский)

Чувствительные сердца всегда мешаются не в свое дело и лезут туда с советами, где их и не спрашивают.

(А. Н. Островский)

И крокодилы плачут, а все-таки по целому теленку глотают.

(А. Н. Островский)

Знаете ли, когда человек очень огорчен, не надо удерживать себя, надо или плакать, или браниться, или скорей поделиться с кем-нибудь своим горем. А то начнешь думать, думать, и представится тебе, что больше твоего горя и на свете нет, что и жить-то тебе незачем. Здраво-то обсудить своего положения мы не можем, душа-то угнетена, и нанизываешь разные ужасы да несчастья, как на нитку.

(А. Н. Островский)

Вон крестьяне или крестьянки, если любят кого очень, так говорят: «я жалею его», и это правда: кого любишь, так жалеешь.

(А. Н. Островский)

…Есть в человеке какой-то темный инстинкт самосохранения, который пересиливает всякую сознательность и который так и подталкивает: попробуй все до последнего!

(М. Е. Салтыков-Щедрин)

Кошка усматривает вдали кусок сала, и так как опыт прошлых дней доказывает, что этого куска ей не видать, как своих ушей, то она естественным образом начинает ненавидеть его. Но увы! мотив этой ненависти фальшивый. Не сало она ненавидит, а судьбу, разлучающую ее с ним. Напрасно старается она забыть о сале, напрасно отворачивается от него, начинает замывать лапкой мордочку, ловить зубами блох и проч. Сало такая вещь, не любить которую невозможно.

(М. Е. Салтыков-Щедрин)

Нынче даже самый сущий осел – и тот норовит забраться в сокровеннейшие тайники человеческого существования и там порыться своими копытами.

(М. Е. Салтыков-Щедрин)

Не все же серьезничать; шутка тоже, в свое время, не лишняя. Жизнь она смазывает. Начнут колеса скрипеть – возьмешь и смажешь.

(М. Е. Салтыков-Щедрин)

Страдание людей застенчивых происходит от неизвестности о мнении, которое о них составили; как только мнение это ясно выражено – какое бы оно ни было, – страдание прекращается.

(Л. Н. Толстой)

Тщеславие есть чувство самое несообразное с истинною горестью, и вместе с тем чувство это так крепко привито к натуре человека, что очень редко даже самое сильное горе изгоняет его. Тщеславие в горести выражается желанием казаться или огорченным, или несчастным, или твердым; и эти низкие желания, в которых мы не признаемся, но которые почти никогда – даже в самой сильной печали – не оставляют нас, лишают ее силы, достоинства и искренности.

(Л. Н. Толстой)

Между бесчисленным количеством мыслей и мечтаний, без всякого следа проходящих в уме и воображении, есть такие, которые оставляют в них глубокую чувствительную борозду; так что часто, не помня уже сущности мысли, помнишь, что было что-то хорошее в голове, чувствуешь след мысли и стараешься снова воспроизвести ее.