Делать зло легко, оно удается всегда, а вот сделать хоть что-нибудь доброе очень трудно.
Для Бога мертвых нет.
Жить можно только с тем, без которого не можешь жить.
Земная слава, как дым…
Измену простить можно, а обиду нельзя.
Категория времени вообще гораздо сложнее, чем категория пространства. Справедливость, которая торжествует через семнадцать лет, это уже не та справедливость, которой ваше сердце жаждало тогда.
Клевета очень похожа на правду. Не похожа на правду одна лишь правда.
Мы не знали, что стихи такие живучие.
Насколько скрывает человека сцена, настолько беспощадно обнажает эстрада. Эстрада что-то вроде плахи.
Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха.
В сущности, никто не знает, в какую эпоху он живет. Так и мы не знали в начале десятых годов, что жили накануне первой европейской войны и Октябрьской революции.
Однажды при Ахматовой стали обсуждать, кому справедливо, кому несправедливо дали Сталинскую премию.
– Оставьте, – сказала Ахматова, – их премия, кому хотят, тому дают.
Порядочный человек должен жить вне этого: вне поклонников, автографов, жен-мироносиц – в собственной атмосфере.
Поэт всегда прав.
Поэт – человек, у которого никто ничего не может отнять и потому никто ничего не может дать.
Рухнул в себя, как в пропасть!
Самое скучное на свете – чужие сны и чужой блуд.
С большой прямотой напросилась на комплимент.
– Скажите, Фаина, зачем понадобилось всем танкам проехать по грудной клетке старой женщины?
(Из разговора с Раневской в 1946 году, после публикации постановления ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» об исключении поэтессы из Союза писателей)
Слава – это значит, что вами обладают все и вы становитесь тряпкой, которой каждый может вытереть пыль.
Смерть – это не только горе, но и торжество и благообразие.
Стихи, даже самые великие, не делают автора счастливым.
Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. На этом свойстве человеческой природы держится 90% чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбереженных сплетен. Несогласных со мной я только попрошу вспомнить то, что им приходилось слышать о самих себе.
Тайна поэзии в окрыленности и глубине, а не в том, чтобы читатель не понимал действия.