Тем временем, эмирские бандюганы-пограничники отвели Квазимодо на свою дальнюю заставу, достали малую толику опия, покурили и стали чистить оружие. Ведь это только кот, когда ему делать нечего занимается гигиеной, а джигит – чистит оружие. Разговаривать было не о чем, потому что под папахами этих джигитов мысли появлялись крайне редко. Если же вдруг, какая и заглядывала под нахмуренные брови, то была она посвящена только устройству коварных засад или дележу добычи. Вся же остальная жизнь кавказских погранцов была основана на инстинктах.

Однако сегодня был совершенно иной случай. Уж больно хорош был жеребец Квазимодо. Такого ладного и быстроногого коня хотел бы иметь каждый джигит. И вот теперь, что Дурай, что Базай сидели молча и каждый пыжился над придумыванием способа, как заполучить жеребца в собственность. Первым заговорил Базай:

– Дуда, брат! Хороший у нашего эмира жеребец будет?

– Да, уж…

– Мне бы такого…

– Угу. И что бы ты с ним делал?

– Надел бы белую бурку, и как белый орел носился по кавказским горам.

– А зачем?

– Страх бы наводил.

– На кого?

– А, на всех. Люди бы говорили: «Вот, Базай пролетел, всем кирдык пришел!»

– И что дальше?

– А дальше я не успел придумать. А ты бы хотел иметь такого жеребца?

– Хотел бы.

– Пограничить ездить?

– Нет. Я бы бодигуардом к Аравийскому эмиру устроился на службу. Слыхал я, что он очень вайнахов уважает и на службу в свое охранное агентство берет без испытательного срока.

– Ты бы не матерился по-гяурски! Что еще за гуарды?

– Тупой ты, Базай! Бодигуард – это телохранитель по-аглицки!

– А ты, когда по ихнему толмачить стал?

– Я, в отличие от некоторых, кальян тупо не курю, а расширяю кругозор. Потому что цель имею.

– Это как?

– С купцами шелковыми общаюсь. Полезно это общение и к тому же языки новые узнаю.

Повисла пауза. Не понравилось Базаю, что Дурай его тупым назвал. Ой, как не понравилось. А Дурай про себя подумал: «Тупой он, этот Базай. Никакого полета мысли и фантазии. Летчик-налетчик, хренов! Но ухо с ним надо держать востро. Того и гляди, кинжал в спину воткнет, молотилка кровавая!»

«Ох, и командир у меня, – внутренне закипая, напряг свои извилины Базай. – Не патриот и космополит! В Аравию он поедет в гуарды наниматься. На тот свет ты у меня поедешь! Вот отвернись только, сразу глотку твою паршивую перережу, как куршивому барану!»

Так, мысленно себя распаляя, джигиты начали играть в «кавказские гляделки», которые здесь всегда предвещают готовящуюся поножовщину. Уже с обеих сторон метались угрожающие взгляды, как бы прощупывая противника, выискивая уязвимые места перед решающим выпадом.

Взрыв произошел неожиданно и одновременно. Квазимодо, испугавшись возни бурундуков, заржал, и оба джигита устремились в атаку друг на друга. Два кинжала достигли своих целей и одномоментно вошли в горячие сердца, проткнув аорты Дурая и Базая. Так они и остались лежать в пограничной сакле с воткнутыми в грудь кинжалами – бестолковый белый орел кавказских гор Базай и несостоявшийся телохранитель аравийского эмира Дурай. Время превратило их одежды в тлен, а тела в безобразные скелеты, которые однажды нашли археологи с родины Афони. «Дикий народ, констатировал, рассматривая находку, старенький профессор. – Горцы, ни ума, ни фантазии, мля!»

Наш же замечательный жеребец Квазимодо, вокруг которого кипели все страсти, ничего этого не видел, хотя его конских мозгов и не хватило бы понять этих человеческих страстей, как не было ему дано понять и то, зачем его так нагло украли у классного парня Афони. Так он и стоял, в тоске и меланхолии, изредка разгоняя ржанием наглых бурундуков.