На второй день плавания ветер несколько поутих, но все же оставался довольно свеж. Теперь эскадра шла двумя колоннами. Первую вел на «Твердом» сам Сенявин. За ним следовали «Сильный», «Рафаил» и «Мощный». Во главе второй колонны шел «Ретвизан» под флагом младшего флагмана эскадры контр-адмирала Алексея Грейга. За «Ретвизаном» в струе: «Скорый», «Селафаил» и «Ярослав». Несколько впереди дозорным следовал шлюп «Шпицберген». «Венус» держался на ветре «Твердого», чтобы вовремя репетовать сигналы командующего концевым кораблям.

Миновали Левкадскую скалу, с которой, по преданию, некогда бросилась в волны легендарная древнегреческая поэтесса Сафо. Затем пошли гористые берега Пелопонеса, обиталище свободолюбивых греков-маниотов и место славных сражений российского флота в годы Чесменской экспедиции.

12 февраля прошли мыс Матапан. Теперь вахтенные лейтенанты и штурмана были настороже, ибо в здешних водах встречаются и перемешиваются два сильных противных течения, а потому удерживать корабли на курсе весьма сложно.

Остров Имброс открылся впередсмотрящим внезапно, словно кто-то мазнул по горизонту фиолетовой краской. А едва подошли к нему, сразу новость, да какая! Имбриоты, по своему почину, уже приготовили для Сенявина целую флотилию мелких судов. Мало того, снабдили их всем, от провизии до пороха! О таком подарке можно было только мечтать, ведь все бриги и катера Сенявин был вынужден оставить в Адриатике, для противодействия французам. И вот теперь совсем неожиданно их отсутствие было восполнено с лихвою.

– Нашим ходокам нет равных при умеренных ветрах, и особенно в бейдевинд! – с гордостью посвящали наших в тонкости управления своими фелюками имбриоты.

Под рокот барабана грекам зачитывали прокламацию, в коей значилось, что отныне все жители Архипелага находятся под особым покровительством российского императора, а все турецкие гарнизоны объявляются неприятельскими.

У Имброса из-за противного ветра простояли четверо суток, но нет худа без добра, и за это время налились свежей водой.

Из воспоминаний участника экспедиции: «В полдень ветер стих, но к вечеру опять засвежел и обрадовал нас воображением, что скоро достигнем тех мест, где надеемся вложить в уста славы новую трубу для возвещения о наших деяниях. Пушечные выстрелы, раздававшиеся в чистом воздухе, возвестили нам повеление адмирала исправить ордер, сомкнуть линию и нести возможные паруса. Корабли не уступали в ходу один другому. На всей линии, как бы по взаимному согласию, раздались звуки музыки и веселые песни с бубнами и барабанами. В ночь прошли большое расстояние…»

23 февраля на подходе к острову Тенедос высланный вперед для открытия неприятеля линейный корабль «Селафаил» уведомил эскадру сигналом, что видит флот из двенадцати вымпелов. С «Твердого» немедленно просигналили: «Какой нации?» С «Селафаила» ответили: «По отсутствию флагов неизвестно».

– Строиться в ордер баталии и готовиться к бою! – распорядился Сенявин.

Прибавляя ход, концевые корабли нагнали передовые и образовали единую боевую линию. Разом откинулись крышки орудийных портов и в них высунулись жерла заряженных орудий. Вскоре открылся Тенедос, а мористее – и мачты большого флота. Корабли стояли на якорях без флагов. На Тенедосе сильная турецкая крепость. Кто тогда может стоять на якорях подле нее? Разумеется, скорее всего, турки!

– Запросить национальность! – велел Сенявин.

На «Твердом» подняли соответствующий набор флагов, продублированный холостым залпом для привлечения внимания. В ответ ближайший корабль снялся с якоря и, подняв английский флаг, двинулся навстречу российской эскадре.