На Афоне живут четыре вида змей. Отец Варсонофий не помнил их всех по названиям, но хорошо знал каждый вид. Его память хранила многочисленные случаи встреч с ними, порой опасные и грозящие смертью. Он знал повадки, характер и степень ядовитости каждой змеи. Он встречал и убивал змей, но в то же время любил их. Можно сказать, они были его страстью; иной проживал на горе двадцать лет, но не видел ни одной змеи, а этот молодой монах встречал их летом чуть ли не каждый день.
Варсонофий жил один в старом русском скиту Ксилургу как смотритель. Этот скит слывет самым древним поселением русских на Афоне, а может быть, это и вообще первый русский монастырь в истории. Название «Ксилургу» в переводе с греческого значит «Древодел», оно не лишено иронии. Дело в том, что русские монахи, когда пришли на гору, стали строить храмы и кельи из дерева, но жучок быстро сточил их, и одумавшиеся русские начали учиться строить из камня, как и аборигены. Но насмешливая кличка «древоделы» надолго прилепилась к пришельцам.
Эти монументальные каменные храмы, братские корпуса и подсобные помещения, как и бизюли – стены из валунов и булыжников, которые в огромном количестве встречаются на Святой горе, показывают нам, современным монахам, как тяжел был труд монахов тех времен. Ведь тогда не было ни кранов, ни тракторов, ни цемента.
В прошлом веке Ксилургу принадлежал болгарам, которые назвали его «Славяно-болгарский скит Богородица».
Демоны уничтожили здесь всю монашескую жизнь. Страсти под их руководством разгорелись тогда нешуточные. В начале двадцатого века скитоначальник, болгарин Михаил, приблизил к себе одного аргата – трудника, который был родом из Македонии. Этого аргата звали Даниил, под крылом отца Михаила за несколько лет он вырос до иеромонаха. Как и многие другие облагодетельствованные, Даниил возненавидел своего благодетеля. Затем начались настоящие интриги мадридского двора – совершенно недостойные монашествующих события.
Даниил решил установить в скиту македонскую власть; болгары, считающие македонцев одной из ветвей своего народа, верили им, но напрасно. Искушенные сатаной македонцы устроили настоящий заговор и свергли власть отца Михаила. В результате было убито три болгарских монаха. Нельзя сказать, что для Святой горы это было событие из ряда вон выходящее. К примеру, несколько веков назад братья одного из святогорских монастырей выбирали игумена, но не смогли определиться с кандидатурой – часть была за одного монаха, другая – за злейшего врага первого кандидата. Дискуссии дошли до настоящих потасовок, и одна из монастырских партий захватила власть, выставив противоборствующих за врата обители. Те, однако, не растерялись и купили у пиратов мушкеты. Затем они принялись штурмовать монастырь. В дело вмешались турецкие сердары, завязалась настоящая битва, и многие не понимали, за что они, собственно, бьются. В конце концов турки повесили обоих кандидатов в игумены и главных зачинщиков свары. Эта губительная для обеих сторон война длилась неделю. Так что кровь и убийства для Афона дело не новое. Но этот случай в Богородичном скиту все же шокировал многих.
Старцы русского Пантелеимонова монастыря, на территории которого и находится скит, вмешались в его дела и сменили власть. Виновные в убийствах были серьезно наказаны. Тем не менее милость Божья отвернулась от Ксилургу, и нормальной монашеской жизни там больше никогда не было.
После этого безжалостного кровопролития Ксилургу начал быстро хиреть, и бывшее многочисленное братство стало распадаться. Несколько пожаров довершили дело. Теперь скит представляет собой груду развалин, где гнездятся змеи. Небольшой храм Успения Божьей Матери сиротливо стоит возле руин большого братского корпуса, рядом приютился другой корпус с внутренним храмом Кирилла и Мефодия, где осталось несколько келий, в которых еще можно жить. И еще чуть поодаль находится разрушенный храм святого Иоанна Рыльского, его крыша провалилась внутрь храма; весь общий вид скита Ксилургу представляет собой весьма унылое зрелище. Самое страшное, как сказал при последнем своем посещении отец игумен, что Ксилургу – первое поселение русских монахов вообще, поэтому это символ, не очень хороший для возрождающегося российского монашества. Особенно это чувствовалось в летние вечера, когда большая луна плыла над развалинами, а Варсонофий молился, как «ночной вран на нырище». Тогда приступали к нему страхования.