– В смысле?

– Ну… Типа невеста, – уточнила Марина, в упор смотря на Мишу.

– А тебе зачем?

– Ты дурак? – она распрямила руки, но не убрала их с его плеч. – Надо мне. Знать хочу.

– Ты со мной поэтому танцевать пошла? – он остановился, что выглядело странно. Они перестали попадать в общий раскачивающийся ритм, одна из обнимающихся пар задела их. – Чтобы узнать про Олега Викторовича?

– Викторовича, – передразнила его Марина отвратительным хрипящим голосом. – Просто Олега. Какой он ещё мне Викторович.

И она подмигнула ему и снова спросила:

– Так есть или нет?

– Вроде нет, – еле слышно ответил он, но Марина поняла.

– Вот и прекрасно, – она вновь приблизила партнёра к себе и силой заставила его шевелиться. Они продолжили танцевать, но Миша делал это без прежнего энтузиазма.

Оглянувшись, он увидел, как вожатый заряжает катушку с «Миражом». Филатов обречённо старался удерживать свои руки на джинсовой талии Марины, но всё, что ему хотелось сейчас – это бросить её к чёртовой матери и уйти. Чтобы она стояла посреди холла, удивлённо подняв брови, и хоть на полсекунды почувствовала, каково это – быть ненужным.

Когда Олег переключил песни, Миша с явным облегчением отошёл и быстро отвернулся от девушки, чтобы она не увидела закушенную от обиды губу. Вернувшись к магнитофонам, он не обратил внимания на вопрос вожатого, сел на пуфик в углу и пропустил ещё пару песен. Олег больше ничего не спрашивал у напарника, потому что к нему подошла Марина и они заговорили. Хотя музыка заставляла их повышать голос, Филатов не слышал почти ничего. Просто набор звуков, которые никак не складывались в слова.

Внезапно он понял, что прислушиваться к их милой беседе ещё более отвратительно, чем тихо ненавидеть Марину. Тогда он встал, демонстративно взял у Олега наушники и показал, что готов работать дальше. Вожатый молча кивнул и кивнул Марине на свою кладовку. Они ушли туда, а Миша ненадолго задумался, что включить. Когда из неплотно прикрытой двери потянуло сигаретным дымом, он уже ставил C.C.Catch.

Под звуки We Are Living in a Heartbreak Hotel, которая своим текстом прямо указывала на дверь кладовки, он понял, что по-настоящему его никогда не предаст только музыка.

Следом он поставил Сергея Минаева, «Я слышу твой голос». И сразу стало немного легче.

Вернувшись из «Океана» домой, он попытался продолжить своё увлечение танцевальной музыкой, но их кассетный магнитофон, купленный ещё лет восемь назад, собрался помирать. Вырубленная топором из куска дерева и пластмассы прибалтийская машинка VILMA—302 STEREO с крышкой из белого металла, огромными кнопками и четырьмя ручками, которыми можно было чуть-чуть добавить частот, выстреливала кассету так, что та улетала на пол, если вовремя не остановить её рукой.

Звук у магнитофона последние пару лет был отвратительный. Большую часть времени он проводил без верхней крышки, потому что Миша подкручивал головку отвёрточкой от швейной машины и время от времени менял пасики, которые делал из резинок – или маминых для волос, или вырезая их из медицинских перчаток. Резинки для волос выигрывали. Они были плоскими и лучше держались на шкивах, но мама их не всегда давала, потому что стратегические запасы порой внезапно заканчивались. Тогда Филатов с тоской смотрел на вращающийся моторчик, от которого не было никакого толку.

Своих кассет у него было мало – всего семь. ABBA, две – Пугачёвой, «Песняры», альбом Малежика «Кафе «Саквояж», на котором он очень любил «Мозаику», «Чингисхан» со своими знаменитыми «Москау», «Самурай» и прочими необычными хитами. Эту кассету мама почему-то долго звала запрещённой, хотя он был уверен, что ничего там такого не было. Но учителя в школе говорили, что в песне «Москау» поётся, как нашу столицу хотели закидать бомбами, чтобы помешать пройти Олимпиаде—80.