В один из браслетов был вделан Кохинур, один из самых больших алмазов на свете. Высота короны составляла примерно девять дюймов, и в целом она была настолько сложна и ослепительна, что понять ее строение было трудно, а описать ее – невозможно.

Вдоль стен двора с каждой стороны в три ряда выстроились гвардейцы, и в разных его местах, согласно рангу, стояли придворные.

Пол был устлан роскошными коврами, а по краям лежали шелковые, расшитые золотом полосы, на которых полагалось стоять ханам.

Вид из двора открывался превосходный. Прямо под ним располагался обширный сад с кипарисами и прочими деревьями, а дальше расстилалась равнина с богатейшей растительностью. Там и сям виднелись водоемы и блистающие ручейки, и всю картину обрамляли горы – одни темные, другие со снеговыми шапками.

Представ перед монархом, мы все сняли шляпы и отвесили ему глубокие поклоны. Затем мы воздели руки к небу, словно бы молясь за короля, после чего подошли к фонтану, где чауш-баши произнес наши имена без всяких титулов и почетных добавлений. Закончил он так: «Они прибыли из Европы как послы к вашему величеству, да обратятся на меня невзгоды ваши!»

Властитель ответил громким, звучным голосом: «Милости прошу», после чего мы снова вознесли за него молитвы и повторили церемонию еще раз.

На холмах полыхали костры, воздух день и ночь оглашали ликующие залпы. Я попросил Мирбан-хана сделать так, чтобы люди вели себя поспокойнее: к чему эта пышность, какой в ней смысл? Я слышал, как он сказал начальнику одной из посланных для приветствия групп:

– Предписано соблюдать сдержанность и тишину.

– Почему? – спросил тот.

– Почему? Видимо, хазрат (высокая особа) не хочет пугать Кабул, создавая впечатление, что у нее есть хийял-и-падшахи.

Что у меня есть желание стать монархом? Я немедленно сказал Мирбану, чтобы они никогда этого больше не повторял, даже в шутку.

– Во-первых, это опасно, – сказал я. – Зачем вкладывать людям в голову подобные идеи? Во-вторых, в нашей семье никаких падишахов никогда не было. Я верный подданный нашего державного господина. Ислам требует, чтобы мы подчинялись поставленной над нами власти.

После этого (несомненно, по наущению Мирбан-хана), начальники групп, доставляющих назар (приношения) в виде золотых монет, все чаще и чаще, едва скрывая улыбку, использовали в обращениях ко мне наш старинный семейный титул бадшах (монарх).

– Так принято в Пагмане, – сказал Мирбан, – и это справедливо: даже при дворе в Кабуле пользуются этим титулом, говоря о членах вашей семьи.

На собрании духовных лиц в черных тюрбанах, когда у нас был большой пир с фейерверком, один высокопоставленный мулла сказал:

– В Афганистане значение имеют четыре вещи: деньги, родословная, происхождение от Пророка (мир Ему!) и сердцá людей, готовых идти в бой или нести иную службу.

Я молчал. Он продолжал:

– Тот, у кого есть родословная, будет иметь и сердца и может получить деньги, которыми воспользуется с умом.

– Таких людей в нашей стране много, – ответил я, – и я уверен, что все они достойно и добросовестно исполняют свой долг под рукой нашего благосклонного и мудрого владыки.

У нас, как и в Европе прошлых веков, это очень старая традиция: постоянно прощупывать почву, проверяя, не зарождается ли основа для некой новой власти (или для возрождения какой-либо из бывших). Либо это желание, так сказать, сесть на поезд вовремя, либо, наоборот, рьяная готовность докладывать о новых веяниях в существующие центры власти в расчете на награду.