Так что этот сегодняшний бой был не случайным, а, скорее, закономерным.

Вскоре, поужинав разогретой тушенкой, прапорщик залез под «ГАЗ-66» с установленным на борту минометом, придвинулся поближе к переднему колесу, под правую руку положил автомат, левую сунул под голову и закрыл глаза. Солдаты и офицеры, не занятые в охранении, тоже улеглись. Возились не долго, быстро приноравливаясь к неровностям афганской земли. У санитарной машины кто-то негромко стонал. Санитары заворачивали в плащ-палатки трупы солдат и укладывали их в кузов машины. В этом бою было много потерь. Двадцать три человека погибли, еще трое скончались уже после перевязки, и семь человек были ранены.

Прапорщик забылся в тяжелом сне. Его тело напрягалось, кулаки стискивались, из горла вырывались хриплые стоны. Он переживал сегодняшний бой еще раз во сне. К нему приходили и убитые им люди, чтобы умереть опять от его руки, и убитые этими людьми солдаты его батальона, и эта девчонка, погибшая сегодня по случайности. Прапорщик побывал во многих боях, потерял многих друзей и солдат, был сам дважды ранен и контужен. Казалось бы, смерть и кровь вошли прочно в его жизнь, но каждый бой и каждая смерть заставляли его мучительно переживать. В отпуске, отдыхая в Союзе, он мучился, и днем и ночью вспоминая пережитое на войне. Он и в армии слыл нелюдимым человеком, а в Союзе вообще дичился людей и предпочитал уединение. Люди, узнав, что он приехал «из-за речки», пытались разговорить его, но быстро отступали. Прапорщик ждал конца отпуска с ужасом и облегчением…

Внезапно сильно грохнуло. Сноп пламени и брызги земли рванули рядом с санитарной машиной. За первым разрывом блеснул с треском еще один. Белов схватил автомат и юркнул глубже под машину, надо было разобраться в происходящем. Духи стреляли из безоткатных орудий со стороны «зеленки». Вокруг метались солдаты. Прапорщик заорал пробегающему мимо сержанту:

– Шинин, ко мне! Всем занять оборону!

Несмотря на грохот, люди его взвода услышали команду и кинулись по своим местам. Шинин влез под машину и притиснулся к Белову.

– К каждому старику по два молодых, – отдавал распоряжения прапорщик. – Я буду у переднего края. Найдешь меня там. Все.

Шинин скользнул в ночь и растворился в наступившей темноте.

С машины, под которой лежал прапорщик, солдаты начали обстрел из миномета, но стреляли крайне редко, чтобы не дать возможности духам пристреляться по вспышкам. Под машину буквально влетел лейтенант Клюев, он был бос и безоружен. Вытаращенными от ужаса глазами он смотрел на автомат прапорщика, тянул к нему руки и визжал:

– Огонь! Огонь!

Прапорщик выскочил из-под машины, оттолкнув в сторону Клюева, и побежал к передней линии обороны, где ни на секунду не умолкала стрельба. Он добежал до небольшой ямы, в которой залегли и поливали пулеметным огнем невидимого противника трое его солдат. Белов присоединился к ним. Справа от себя он увидел в короткой вспышке труп солдата и cpaзу узнал одного из молодых. Вот-вот должна была начаться атака. Духи вели огонь плотно и вскоре влепили снаряд в санитарную машину. Все, что там находилось, разлетелось в клочья, уносясь в разные стороны. На ноги прапорщика что-то мягко шлепнулось. Он оглянулся и при свете ярко горящей машины разглядел какой-то бесформенный влажно мерцающий комок. Прапорщик протянул назад руку, схватил этот предмет, сразу ощутив его теплоту и мягкость, и поднес его ближе к глазам. Это была чья-то рука, оторванная ниже локтевого сустава, с ошметками мяса и кости. На обшлаге тлеющего рукава прапорщик увидел крепко пришитую пуговицу. Он осторожно положил руку на край ямы и сменил магазин…