Ребенок-замарашка снова попытался вырваться, но куда там! Я намного ловчее его и смог бы не только обчистить его карманы, но и сами карманы в этих жутких обносках сделал бы, чтоб было что обчищать. Уверен, что при этом оборванец ничего бы и заметить не успел.

– Ух, держите… – бедный крикун остановился рядом со мной, согнулся пополам и несколько раз глубоко вздохнул, – Гаденыш этот… Кошель мой… Украл… А там – все деньги! Да и не только мои, совсем все!

– А какие ж еще? Чужие? – засмеялся я.

– Чужие-чужие! Не смотрите на меня так, добрый дяденька, это он вор, а я только хотел помочь. Ничего плохого не делал, а он как давай кричать на меня, обзываться! Злой он человек, а вы – добрый. Отпустите меня, а его хватайте, – мальчишка взялся за мои пальцы, чтобы разжать их. Вид у него был как у самого честного праведника, только нимба не хватало.

– Да что ж ты брешешь-то, свинья такая?! Да я тебя сейчас! – пострадавший замахнулся, но я встал между ним и ребенком, отпихнув мальчишку подальше. Нет, даже в таком положении я, как оказалось, вполне способен его удержать, как бы он ни дергался.

– Не надо ребенка зазря бить. Ты лучше расскажи, как это у тебя чужие деньги оказались.

– Да как это чужие? Мои это и соседей моих. Ехать я должен, в Двуречье, закупать всякое. У меня телеги уже стоят, готово все. Я пока носил последние бочки для продажи, этот подкрался ко мне, хвать! И бежать, с моим-то, с кошелем.

– Крал у него кошель? – теперь я пристально посмотрел на грязнулю.

– Вы что, добрый дяденька, да разве ж я мог? Я ж только монетку у него просил, чтобы еды купить, себе, сестренке своей… Голодаем мы! Матушка наша больная, помрет скоро, а мы ж кушать хотим. Но этот жадина ничего мне не дал, ну я и ушел. Ничего я не крал у него!

– Некогда мне с вами разбираться, пусть староста это делает, – нашел я решение конфликта.

– А вы меня отпустите, и я сам к нему пойду, – предложил мальчуган, – Доложу обо всем. И про злыдня этого расскажу, и про вас, добрый дяденька, о том какой вы хороший…

– Я тебе голову откручу и засуну… Куда надо засуну! К старосте он пойдет, как же, деньги побежит мои тратить. И не только ж мои, – мужчина снова замахал руками.

– А его вы, добрый дяденька, не отпускайте! Он же совсем умом тронулся, меня побить хочет за просто так. А у меня там сестренка и батенька… – для того, чтобы стать особенно красноречивым, юноша даже носом шмыгнул и потер его рукой.

– Погоди, там матушка же была? – напомнил я пацану.

– А, ну так я и говорю, сестренка моя, уже на сносях, и матушка, руки лишилась, страдает…

– Она ж только недавно маленькая была, – снова уточнил я.

– Кто? Матушка? – удивленно моргнул ребенок.

– Нет, сестренка твоя голодная, – я перестал сверлить взглядом любителя избивать детей и переключил свое внимание на заморыша. Тот снова заупирался и пришлось его встряхнуть, – Погоди-ка, не так быстро. Не просто так у тебя герои повествования меняются, да? А ну говори, паршивец, крал кошель?! По-хорошему говори…

– Да у меня ж там семья, больная сестренка, батюшка при смерти!

– Говори, или переверну тебя и буду трясти, пока все не вывалится! Украл у этого уважаемого человека чего?

Дрожащими руками, предварительно еще пару раз поотнекивавшись и поплакав, мальчишка высунул из-за пазухи плотный красный кошель и вручил его мне. Я по цепочке передал его пострадавшему и тот начал так радостно трясти мою руку, что отвлек. Ребенок улучил момент, выскользнул и бросился наутек. Торгаш продолжал меня благодарить, я немного промедлил, и мальчишка растворился в выходящей из храма толпе.