– Здравствуйте, Владимир Ильич. Видите, вот ведь, встретились-таки.

– О, э-э-э…

– Виктор Тимофеевич, – подсказал недавний знакомый.

– Ах да, конечно, конечно, помню, милейший Виктор Тимофеевич. Растерялся, видите ли, от сего приятного сюрприза. В таком неожиданном месте. Сам я, не скрою, этот общественный храм гигиены, куда люди разумные ходят с целью ухода за чистотой своего тела, весьма редко посещаю, ибо жилище, где я проживаю, хоть и малогабаритное, но оснащено соответствующими нашему времени санитарно-техническими приспособлениями. Вот только не всегда надежны эти системы, подводят нашего доверчивого обывателя. И с этим, надеюсь временным, нарушением и связана причина моего появления здесь. Супруга же моя имеет льготную возможность осуществлять подобную гигиеническую процедуру на своем рабочем месте, ежели случается иногда подобный технический инцидент. А я вот это местечко облюбовал… Позвольте листик убрать с вашего тела? От веничка, я догадываюсь?

– Где? Ах, тут на плече? Да, действительно – березовый. Прилип, мерзавец. Что ж, извольте. А впрочем, вода все смоет. Вода – она как время. Бежит все вперед и вперед. Мы ее плотиной, запрудой, русло меняем. Вроде нам кажется – обратно побежала. Но нет, это она только обманывает вас. Движется в противоположном направлении или по другому руслу, а все равно вперед, только вперед.

– Да, уж действительно, невольно подобные сравнения приходится применять в нашей с вами философии жизни.

– Ну, насчет движения – это так, к слову пришлось. Вон она в шайке-то – стоит родная.

– А и то правда. Но достаточно только опрокинуть шаечку-то вашу…

– Именно, именно. На месте не останется, побежит. А оставить – все равно испарится.

Немного посмеявшись и помыв друг-другу горячие и красные спины, мужчины договорились после бани посидеть за бутылкой минеральной воды.

– Ну вы, милостивый государь, оригинальничаете и тем самым меня самого, родного, напоминаете, – начал оживленно Виктор Тимофеевич, профессионально открывая литровую бутылку газовой воды. – Вон ведь, оглянитесь, чем люди жажду свою после-банную утоляют, восстанавливают потери жидкости и микроэлементов. Глаза рябит от янтарного цвета и белой этой пены. Но что делать, не идти же в коридор или на улицу, или в других местах искать себе подобных.

– Да уж, действительно. И правда, других таких, как мы с вами, нет в поле зрения. Наблюдательность ваша восхищает. Я ведь, признаться, даже не заметил этого пассажа – мы с вами, получается, будто две белые овечки на фоне черного стада баранов.

– Удачно. Удачное сравнение сделали, поздравляю. По сути так оно и есть.

– Да уж коль на эту тему начали, признаюсь, Виктор Тимофеевич, честно… Был и ваш покорный слуга до недавнего времени едва отличим от этой вот, так сказать, стаи, – вздохнув произнес Владимир Ильич и чуть заметно покраснел. – Но с этим уже все, покончено. Этот вагон, заполненный тяжелыми камнями, мы отцепили на ходу. И теперь ничто уже не может задержать путь наш праведный, – добавил он с оптимизмом, и румянец тотчас исчез.

– Ну что ж, я просто без слов. Это ведь не каждый на такое способен. Вот вы говорите: камни. А я думаю, что отцепили вы вагон не только нагруженный тяжелыми валунами.

– Да? А что же?

– Вагон-то сей ваш с камнями к тому же и горящим был. Вот оно как. Еще б немного и… сами понимаете, того.

– Да, что правда, то правда. Действительно, можно сказать горящий. Не в одних камнях, получается, опасность. И даже, смотрите, еще похуже, чем вы изволили заметить, могло бы все обернуться, ибо предположим, если в составе поезда помимо вагонов имелись бы цистерны с легковоспламеняющимися сырьевыми продуктами. Даже трудно представить последствия катастрофы этой. Жутко становится, кровь уходит в конечности. Вот видите – румянец банный исчез с лица. Я ведь прав? Хоть и зеркальца нет, а чувствую.