– Какая прелесть!

– У тебя есть напарник. Пойдём.

Сопротивляться было бесполезно. Я с трудом поднялся, безнадёжно отряхнул с джинсов траву и нога за ногу поплёлся за обладателем ключей от царства мёртвых.

Дойдя до середины канала Сен-Мартен я наконец понял, что подразумевал Анубис, когда говорил, что у меня есть напарник. На середине одного из многочисленных мостов стояла хрупкая девушка и, как-то болезненно согнувшись, невидящим взглядом смотрела в мутно-зеленую воду.

Сначала Анубис дал мне листок мяты:

– Пожуй пока. А то у тебя во рту будто октобер фест вчера проводили.

Потом мягко подкрался к девушке, а я отошёл на противоположную сторону, не желая пропустить шоу. Чтобы не упасть от неожиданно нахлынувшего на меня головокружения, я ухватился за ещё прохладные с утра перила моста и почувствовал упругий липкий комочек. Какая-то добрая душа прилепила туда жвачку, и теперь я с омерзением разглядывал на своей ладони бледно-розовый шарик, от которого исходил еле слышный запах клубники.

– Можно, конечно, попробовать и здесь, но смею утверждать, что для этих целей намного лучше подошла бы Сена. Переход в иной мир это всё-таки моя профессия и, чего уж там греха таить, творческая слабость.

С момента знакомства с древнеегипетским богом с перерывами на визги, обмороки и необходимые объяснения прошло минут двадцать.

– Ну вот посмотри, – Анубис взял её за руку и нажал на запястье, – видишь, твой привычный мир.

Судя по тому, как она начала крутить головой, для неё в этот момент он исчез, остался только всепониманющий и всепрощающий, даже немного заискивающий, голос.

– Вот, а теперь тоже самое, только пикселей побольше.

Он опять нажал ей на точку пульса, втащив её в странный непривычный мир, полный энергетических сгустков, потоков и колеблющихся от ходьбы и ветра разноцветных аур.

Судя по тому, что произнесла моя будущая напарница в следующий момент, эта шоковая презентация её окончательно убедила. Никогда бы не подумал, что существо, которому не менее пяти тысяч лет, можно чем бы то ни было удивить, однако, челюсть Анубиса чуть было не стукнулась об асфальт.

– А можно клыки потрогать?

Это милое анимешное замечание, будто спусковой механизм, дало старт буре эмоций, до тех пор запрятанных где-то глубоко внутри. Словно вода, прорвавшая плотину, неистовый поток рыданий вырвался наружу и грозился переполнить и так находившийся над уровнем дороги участок канала.

Девушка доверчиво прильнула к плечу, и сквозь полубессвязные бормотания и всхлипы я не без труда разобрал про единственного неповторимого, такого, какого до сих пор свет не видывал, её парня, а потом ещё раз тоже самое, только с эпитетом «подонок», помещенном в самое начало монолога.

Слёзы крупными горошинами катились по её лицу; одни достигали подбородка и, чуть побалансировав, разбивались в пыли иссохшей мостовой, другие – застревали на щеках и, подобно радужным жемчужинам, сверкали на солнце. Ни те и не другие не оставляли видимых следов растекшейся туши, что говорило о полном или почти полном отстутствии косметики.

Я только сейчас удосужился рассмотреть свою напарницу и нашел её скорей привлекательной, чем дурнушкой. Не портили её ни слезы, ни красные пятна на лице, и при условии необходимого апгрейда она могла бы быть просто неотразимой. Однако сейчас девушка придерживалась принципа «естественной красоты», что лично я считал лишь проявлением дешевого феминизма и эгоцентризма, и автоматически переходила для меня в разряд «человека-невидимки». Тут я был уперт, и ни что не могло поколебать моих убеждений. Если бы в один прекрасный момент все женщины планеты сговорились соблазнять мужчин лишь с помощью своей естественной красоты, то человечество вымерло бы быстрей, чем от пресловутой гомотолерантности.