– Мне бы точно и первый, и второй не помешали бы…

– У тебя и так все получится. Если поймут, что ты под чем-то, нас тут же оттуда выпрут. У тебя же все на лице, как будущее у меня на ладони, расписано. В общем, не дрейфь, собери ляжки. Ты там будешь настоящей звездой! – продолжала убеждать Энн. – Представь: падает свет, ты в красивом красном платье – я дам тебе красное, сама-то золотое надену – стоишь у шеста… У мужиков челюсти падают, слюнки текут, а ты вальяжно ходишь по сцене туда-сюда, туда-сюда… Главное, создать видимость, что ты окутываешь вниманием каждого. Одному улыбаешься, на другого смотришь так, словно вы уже вовсю занимаетесь сексом и твоему возбуждению нет предела, следующего представляешь связанным веревками, ремнями, чем угодно… Детка, это легко! Ты будешь настоящей королевой! Я тебе гарантирую!..

Вспоминая слова Энн, я как можно увереннее вышла из ярко освещенной гримерки в тусклый полумрак. Мягкий свет освещал небольшую сцену в багрово-коричневых тонах. В таком свете кожа казалась загорелее, а образ – привлекательнее. Хотя какая сцена… так, невысокий подиум, с которого мог спуститься и двухлетний ребенок. На сцене стоял трехметровый шест. Вокруг – синие кожаные диванчики с небольшими столиками, полукругом оплетающие центральную ее часть. Боже, быть незамеченной не получится. Неужели я здесь? Зачем?

«Хорошо, что пока только один гость, – думала я. – Пять минут позора, а потом целый час буду смотреть, как танцуют другие».

Заиграла музыка, но я совсем не слышала ритма. Подойдя к шесту, я повернулась к нему спиной. Мои ноги тряслись, как у мужика, впервые надевшего десятисантиметровые шпильки. Медленно подняв руки вдоль бедер, я тесно зажала ладонями грудь и приподняла кончиками пальцев волосы, приготовившись полуоткрытыми глазами встретить взгляд гостя, сидящего перед сценой за столиком, точь-в-точь как меня учила подруга.

Розовый луч светил прямо в глаза. Я посмотрела в сторону моего зрителя. Передо мной сидел мужчина лет сорока, небрежно одетый, с шарфом на шее. Это летом-то? Наверное, итальянец. Хотя волосы у него были светлые. Может, немец. На столе уже стоял бокал с красным вином, и мужчина медленно изучал меню. Пока я, как могла, создавала видимость танца, он продолжал смотреть в дурацкую бумажку, не обращая на сцену никакого внимания. С одной стороны, я порадовалась, что он не видит моих танцевальных экспериментов, а с другой – это меня завело. Энн ведь рассказывала про звезду и открытые мужские рты. А вместо этого сидит всего один рот, разглядывающий картинки с закусками, и, видимо, только и думает, чем бы побыстрее набить живот. Я повернулась к нему лицом и замерла, ожидая ощутить на себе его взгляд. Опять ноль внимания. Песня подходила к концу, я медленно двигалась вокруг шеста, покачивая бедрами, а гость ни разу не взглянул на сцену.

Мой взор постепенно уносился в сторону зеркального потолка. Очень хотелось проверить, насколько уместно я смотрюсь в таком образе. Странно, но мое отражение мне даже понравилось. Как бы банально я ни вертелась вокруг шеста, мое молодое тело, окутанное в шлейф красного шелкового платья, струящегося от каждого плавного движения, выглядело стройным и сексуальным. Волосы переливались под разноцветными огнями и мягкой волной рассыпались по плавной линии плеч. Голубые глаза блестели, будто только что выпавший снег, освещенный ночной луной.

Рядом с моим отражением в дальнем углу появилась фигура Энн. Она жестами отвешивала мне поклоны и рисовала сердечки в воздухе. Из другого угла мое внимание старался привлечь светящийся экран телефона, которым недовольно семафорила рука администратора Мари. Этим жестом она показывала, что время на снятие платья и бюстгальтера давно прошло и чтобы я не наглела, а уже разделась. Я поспешно стянула платье и каблуком отбросила его в сторону; но платье, как красный плащ матадора, привлекающий внимание быка, предательски упало прямо к ногам единственного посетителя, для кого и предназначалось все зрелище. Гость поднял шелковый кусок ткани и посмотрел мне прямо в глаза.