Пытаясь выгнать из головы мысли о побеге, я повернула голову настолько, насколько мне это позволяли узлы. Предстояло придумать, чем занять себя в перерывах между сном и едой. Коварная смесь постоянного страха, физического и морального насилия сломала меня, сделала нервной. Я жутко беспокоилась об исчезновении Даррена и Мередит, которых увели практически сразу после моего возвращения. Я всеми силами пыталась получить информацию о них от санитаров, но моя забота лишь подталкивала медсестер к тому, чтобы шептать мне на ухо злые вещи – вещи, которые все были связаны с теми страшными болезнями, которые бог послал им, чтобы наказать за грехи.

Раньше я твердо верила в Божью доброту и была убеждена, что души людей, переживших неописуемую беду на земле, обязательно попадут в рай. Несмотря на все мои усилия, я так и не узнала, что случилось с Мередит и Дарреном. Они бесследно исчезли, были стерты из книги жизни, забыты историей, будто их никогда и не существовало. Таков был удел всех пациентов: они были похоронены заживо, как только попали сюда. Их дальнейший путь был ясен, судьба решена. Всем за этими стенами было все равно, что с ними стало.

Оглядываясь назад, я задаю себе один и тот же вопрос: как я пережила эти долгие месяцы молчания, не впадая в безумие? Дни, проведенные в лечебнице, складываются в моей голове в серую картинку, четкую и размытую одновременно. Я жила в бездне, которая разрасталась с каждой минутой, крепло желание сдаться, прекратить борьбу и плыть по течению. Но, возможно, борьба с безумием была единственной вещью, которая позволяла мне оставаться в здравом уме. Часами я вспоминала выученные когда-то стихи и рассказы, переводила их на языки, которые знала. Я цеплялась за любую крохотную возможность сохранить ясность мысли. Но в этих серых стенах мой дух слабел с каждым днем, и я уже не могла вспомнить некоторых стихов. Строки лишь одной книги, которую я знала наизусть, никогда не слетали с моих губ: строки Библии. Как я могла, испытав все это, верить?

– Адриана.

Я лениво потерла сонные глаза, не испытывая ни малейшего желания их открывать. она по-хозяйски сидела на моей кровати, с отвращением разглядывая мою потную рубашку, на которой красовались пятна овсянки.

– Чего тебе? – пробормотала я. Никто даже не смотрел в мою сторону. В том, что пациенты разговаривали сами с собой, не было ничего необычного. Женщина подсела чуть ближе. Каждое ее движение казалось мне невероятно плавным. Легким и бесшовным, будто она плыла по воздуху, касаясь земли.

– Ты не устала? – прошипела она чуть нежнее обычного и легла совсем рядом.

– Устала? – повторила я с нервной улыбкой. – Поверь, сплю я достаточно.

Она отстранилась и неодобрительно фыркнула. Ее горящие черные глаза сузились. Несмотря на то что отношения, установившиеся между нами, отдаленно напомнили злую дружбу, ее озверелый взгляд не переставал мучить меня в кошмарах.

– Ты устала, Адриана. Устала и сломлена. Внутри только пустота. Твой саркастический ответ – защитная стена, чтобы спрятать истинные чувства. Но я слышу их запах. Они воняют. Твое горе соленое, как морская вода. Какой прекрасный подарок для меня! Эта лечебница просто чудесное место, чтобы насытиться страданиями. Боль и страх самые вкусные. – Она сделала глубокий вдох, и странное выражение блаженства застыло на ее лице. Она явно наслаждалась ситуацией.

– Чувствую себя великолепно, – отчеканила я и, резко отвернувшись, начала вести наблюдение за толстой черной мухой, которая беспечно потирала лапки. Попалась ли она в ловушку или знала лазейку, чтобы улететь прочь из этой лечебницы?