Но как ни мучил себя догадками Варухов, он так и не решил наверняка, чего же ему ждать от будущего – хорошего или плохого. Да и как, действительно, можно предугадать, что случится в следующую минуту. Только если набраться терпения и дождаться, когда она наступит. Что мы с вами, любезный читатель, и сделаем.

Автор ведь тоже, в сущности, человек и не знает, чем эта история закончится, иначе бы утратил к ней интерес. Грэм Грин в свое время прозорливо написал: «Если книга моя собьется с курса, это потому, что сам я заблудился – у меня нет карты». Как и он, я двигаюсь в повествовании вперед на ощупь, почти вслепую, и иногда думаю: пишу ли я хоть капельку правды?

Магия искусства – в таинстве перевоплощения. Зритель и читатель, любой посторонний может попасть в плен воли и фантазии творца, может стать частью его мира. На время взять жизнь автора взаймы, напрокат. Испытать при этом без особого труда то, за что автор, создавая произведение, расплачивался душевным покоем, порой даже совершал преступления против совести и тела, лишь бы добиться максимальной выразительности.

Наивная фантазия людей XVI века сотворила легенду, будто Микеланджело убил натурщика, чтобы достоверней запечатлеть страдания святого Петра на кресте. А изощренный человек XX века во всем, что делает современный художник, захотел увидеть следы достоверного опыта, как бы ни был низок поступок или чувство, о которых творец вздумал рассказать публике.

«Бесстыдных тем нет!» – провозгласила критика нашего времени, заставив искусство выставлять напоказ сам стыд, торгуя картинками самых срамных мест и самых срамных мыслей.

«Чем грязнее чувства, в которых нам исповедуется автор, тем острее наши сопереживания, приводящие нас к взаимному очищению, катарсису души», – в свое время громогласно заявил известный литературный критик Исаак Шварцман в своей статье «Грешная плоть». В ней он по-новому интерпретировал структурный анализ Леви-Стросса и, опираясь на небезызвестную его книгу «Сырое и вареное», сформулировал основные тезисы новаторской литературы: грязный язык, грязные поступки, грязные авторские комментарии для чистых людей.

Вместе со своим другом Львом Лурье он опубликовал ставшую культовой у молодежи трилогию «Порево» из книг с вызывающими названиями «Орал», «Бисексуал», «Анал». Также Шварцман основал новое художественно-литературное движение «ЕТТИ», что означало «Есть теперь такое искусство», в состав которого вошли все виднейшие литературные авангардисты столицы.

«Грязная литература для чистых людей!», – провозгласило движение. Идея была так проста и так обнадеживающе перспективна, что не прошло и года, как все книжные прилавки оказались забиты книжками в глянцевых обложках с шершавым содержанием.

Критика буквально стонала от восторга, взахлеб анализируя богатый душевный мир модного педофила, который со страниц очередного опуса изливал на читателей море грязи и сальных подробностей своих недавних похождений.

Литературные статьи в толстых журналах скорее походили на материалы о душевных расстройствах какого-нибудь «Вестника психиатрии» XIX века, так как в основном в них рассказывалось о патологии в психике человека и о психоанализе – и лишь отчасти о литературе как побочной стороне авторских нервозов.

Всем оппонентам, обвинявшим критика в моральном разложении молодежи, Исаак Абрамович отвечал, что любое молодое искусство непопулярно, не народно, а их с Лурье работы обращены к избранному обществу выдающихся людей и не рассчитаны на заурядностей. При этом он ссылался на «Литературу как тавромахию» авторитетного Мишеля Лери, который считал, что литературное произведение, чтобы быть действенным, должно переступить через многое.