– Не знаю, не могу вспомнить, – растерянно пробурчал тот и, перестав теребить шапку, надел ее на голову. – Я же сказал: свояк самогону привез, ну, мы выпили, потом он уехал, а я спать лег. Жена моя, Прасковья, может подтвердить, что так всё и было. Вы ее спросите – она скажет.

– Да она что хочет наплетет, лишь бы мужа выгородить, – возразил Вешняков, достал, не торопясь, из бокового кармана пальто пачку сигарет и закурил.

– А вы, когда выпили, свояка не пошли провожать – до метро, например? Просто расстались на пороге и спать легли? – продолжала допрос Фролова.

– Почему не пошел? Пошел. Что мы, не люди, что ли, не умеем проводить по-божески человека? До самого метро сопроводил, мы еще пива выпили на дорожку, здесь, недалеко отсюда, в палатке Ахмета брали, там подтвердить могут, затем уж у метро еще раз простились, он к себе поехал, в Выхино, а оттуда уже на железке до дому, ну и я назад пошел.

– Так во сколько вы пришли домой? – снова спросил слесаря Вешняков, задумчиво дымя сигаретой.

– Да не знаю я. Что я, время засекал: когда пил, когда закусывал? Ну, может, часов в десять вернулся, может, чуть позже.

– А вышли вы вдвоем из дома во сколько? – продолжал со скучающим видом допытываться Вешняков.

– Ну где-то часов в семь. В пять, значит, Прасковья пришла, обед нам сварганила, мы с Колей, ее братом, приняли эдак грамм по двести первача, посудачили о том, о сем, да он домой и засобирался.

– А почему он спать у вас не остался? Ему ж с утра сподручней было бы ехать?

– Ну, это, не смог он, значит, дела у него дома были, – замялся слесарь, с трудом подбирая слова для связного ответа. Дело в том, что вчера у него вышла очередная драка с женой, а брат Прасковьи Николай оказался невольным свидетелем. Само собой, вступился за сестру, пообещав Егорову, как он красноречиво выразился, «рога поотшибать, если сестру еще раз тронешь», на что слесарь бросился с кулаками уже на свояка.

Начавшуюся было драку прекратили соседи, которые по просьбе Прасковьи вызвали наряд милиции. Драчунов разняли, но жена слезно просила милиционеров только помирить мужа с братом, так что в отделение их не забрали.

– Дела, говорите, неотложные. Хорошо, проверим. А почему домой так поздно пришли? Три с половиной часа провожать до метро – это чересчур долго, вам так не кажется? Здесь ведь до метро всего две остановки на троллейбусе.

– Ну, это, туда пешком и обратно. Куда мне спешить, я у себя дома.

– Так вы же сами сказали: свояк спешил, раз ночевать не остался, – всё так же как бы скучая, допытывался Вешняков.

– Ну не знаю, когда выходили – спешил, а когда до метро дошли-то – уже не очень. Может, передумал. Чужая душа – потемки. Одному Богу известно, что у Колюхи на уме: сейчас ему одно надо, а завтра другое. Мы люди маленькие, нам до чужих дел надобности нет интересоваться, – оправдывался слесарь, тревожно следя за Фроловой, которая всё это время что-то записывала в блокнот.

– Хорошо. Допустим, вы действительно вернулись домой в десять, потом легли спать. А почему сегодня утром вы вдруг оказались один в этом подвале? – спросил между делом Вешняков, докурил сигарету и бросил ее под ноги, а затем начал давить носком ботинка, даже не взглянув при этом на слесаря, будто был весь поглощен втаптыванием окурка в снег.

– Так мне вчера наш главный инженер, Ильяс Раильевич, велел с утра, значит-с, до планерки еще проверить, всё ли в порядке с горячей водой. Жильцы-то уже второй день жалуются, что напора в ванных не хватает. Я и пошел проверять, а тут – вишь, какое дело, на эту мертвячку наткнулся, будь оно всё неладно.