– Уверяю вас, что в этом деле всё будет наоборот. Обещаю. Итак, Оленька, как только получите рапорт от участкового – сразу ко мне. Я вам дам свой номер телефона, звоните, как только что-то новое обнаружится. И кстати, не забудьте описать место преступления. Хотя, я думаю, вы это знаете и без меня, – закончил Вешняков, откланялся, отошел к судмедэксперту и о чем-то вполголоса заговорил с ним, время от времени украдкой поглядывая на Фролову.

«Надо же, какой абсолютный циник, – подумала та, невольно вздрагивая каждый раз, когда ловила на себе взгляд Вешнякова. – Небось кости перемывает мне и всей моей родне со своим приятелем».

– Дмитрий Сергеевич, а ты что скажешь про эту куклу, которую нам с тобой дали в помощь от района? – спросил судмедэксперта по-приятельски Вешняков, прикуривая у него сигаретку и посматривая на Фролову.

– Ты меня спрашиваешь сейчас как мужчину или как специалиста? – ответил тот. – Если как мужчину, то она не из последних женщин, кто может нравиться. А если как специалиста, то она, скорее всего, – круглый ноль, да еще и без палки. – И тут же засмеялся вместе с Вешняковым собственной шутке.

– Насчет палки ты, Дима, хорошо вставил.

– Викторыч, – продолжал судмедэксперт, – палки в этот ноль, к сожалению, вставляю не я. Но даже и на палке ноль всегда останется нолем. Это я тебе как физиолог гарантирую. Природа его не меняется.

– Циник ты, Дима. А у нее, между прочим, дядя – большая шишка в нашем ведомстве.

– Да хоть большая, хоть мелкая, мне-то что? Меня в женщинах интересует только самоотдача, а не триста минут секса с самим собой.

– Кого-то ты цитируешь, Дима? Слова явно не твои.

– Да я тут одну кассету у сына взял, со «Звуками Му». Слышал, наверно? Группа такая. И вот, там Мамонов это поет. Очень душевно. Наденешь, бывало, наушники, включишь плеер и давай под музыку очередной трупешник препарировать. Стопроцентное порно, да и только.

– Да ты, как я погляжу, поэт! Пушкин в прозекторской.

– Скорее Дантес, особенно для жмуриков, – ловко парировал Серебряков. Они дружно засмеялись, как всегда, довольные друг другом.

В это время двое санитаров и милиционер с трудом вытаскивали носилки с телом жертвы, запакованным в черный полиэтилен, из узких дверей подвала. Ставили их чуть ли не на попа, пытаясь то одним, то другим боком вывести край наружу, и вполголоса, матюгаясь, переругивались.

– У них всё получится, – заметил Вешняков Серебрякову, с интересом следя за возней санитаров.

– Кто бы сомневался, – подтвердил приятель и, сладко затянувшись сигаретой, прикрыв глаза, произнес, выдыхая табачный дым колечками: – Жизнь продолжается, Викторыч. Жизнь всегда продолжается.

Фролова обдумывала предстоящие планы следственных действий, когда сзади к ней подошел Варухов и спросил:

– Ольга Эдуардовна, я вам больше на сегодня не нужен?

Та от неожиданности вздрогнула, полуобернулась и, увидев, что это Варухов, справилась с испугом и, еле сдерживая раздражение, произнесла:

– Вы мне совсем не нужны. Ни сегодня, ни завтра. И вообще – кто вас учил со спины вопросы задавать?!

– А что в этом криминального?

– Вы меня напугали. Я из-за вас забыла, о чем думала. Нить рассуждений потеряла!

– А что, в ваших рассуждениях еще и нить какая-то есть? Что-то я не замечал. Но раз уж из-за меня ваши мысли топчутся на месте, а нить потеряна, то я готов ее найти. Так и быть, окажу безвозмездную услугу. Как следователь следователю.

– Мало того, что вы невоспитанный человек, – в бешенстве выдохнула ему в лицо пунцовая Фролова, – так вы еще и хам! Вы не умеете разговаривать с женщинами!