Меня печаль не донимала,
Я, слава Богу, полон сил,
И веселюсь, живя удало,
В надежде: мир, что сон влачил,
Пробудится и станет мил,
Отраду страждущим дая.
Карай, Господь десницей мощной
Мне ждущих горького житья,
Живуча мышь, я так же точно.
На лике Юности зерцало,
Но Старость, вестница могил,
Заполучить меня взалкала,
Однако, тщетен этот пыл,
До порта струг мой не доплыл.
Желаю сыну счастья я,
И восхваляю денно, нощно
Тебя, Предвечный Судия;
Живуча мышь, я так же точно.
Напрасен траур ваш, друзья,
А серый плат продастся, точно.
Нетленна истина сия:
Живуча мышь, я так же точно.
XVI век
Марк Клод де Бютте
(ок. 1530–1586)
На мое возвращение из полей
Уже зима, что всё долит ознобом,
На нас обрушила трескучий мраз,
Мои поля, вы сделались сугробом,
Я вас любил, искал отраду в вас.
Прозрачные ручьи в моей долине
Дыханьем хлада Аквилон сковал,
И не бегут они, а дремлют ныне
У льдистого подножья снежных скал.
И вы, древа, что в сей дубраве милой
Так благодатно зеленеть могли,
Вдруг оголили ветви и уныло
Под гнетом льда склонились до земли.
Молчит полей угрюмое раздолье,
Где наслаждался я приятством нег,
Весной поют там птицы на приволье
И шепоту камней внимает брег.
Поля, я к вам в веселости досужей
Бежал от девяти сестер-камен;
Но днесь декабрь меня измучил стужей,
И уж не сдамся я в ваш дивный плен.
Вперед, Филипп! Коня седлать нам впору!
И что же вы мне, музы, супротив?
Меж тем как верную выводят свору,
Меня всё держит сладостный мотив.
Вот здесь, на берегу у вод лазурных
Сражался я как верный ваш боец,
Пока не пострадал от стрел амурных,
Что, в грудь войдя, сожгли меня вконец.
Но Шамбери призвал меня сегодня,
Хоть нет пера бессмертного того,
Что воспоет по милости Господней
Сей Рай чудесный счастья моего.
Когда приеду, с радостью в избытке
Меня обнимут, обласкают все,
Покажут достопамятные свитки,
Что не подвластны времени косе.
Де Батендье, что с бравой шуткой дружит,
Взовьет цветник изысканных словес,
Ламбер, кому сама Паллада служит,
Заговорит – как Цицерон воскрес.
Все соберутся, и Пиньона гласом
Прольется стих из давешних времен,
Что будто порожден самим Парнасом,
Иль сплел его бессмертный Аполлон.
Но, ах, в глазах красавицы жестокой
Мне вновь сверкнет пленительный тиран.
Как жалок тот, кто от красы высокой
Надеждою несбыточной не пьян!
Жан Пассера
(1534–1602)
К Луне
Ночного неба глаз, о солнцева сестрица
И полумесяца серебряная мать,
Тебе подвластны лес, хребты, речная гладь,
Тройная мощь твоя повсюду в мире чтится.
На ближней сфере ты сияешь, чаровница,
И можешь страждущим любовникам внимать;
Скажи, двурогая, способна ль так страдать
Душа, что от любви мучительной томится?
Коль жалостью ко мне проникнешься любя,
Ты сможешь мне помочь: во власти у тебя
Рои пернатых снов, что навевают грезы.
Так избери того, кто лучше сможет боль
Влюбленных передать, к ней отослать изволь,
Чтоб дама видела во сне, как лью я слезы.
Сцевола де Сен-Март
(1535–1623)
«Прошла моя весна и осень вслед за летом…»
Прошла моя весна и осень вслед за летом,
Печальная зима теперь стучит в окно;
Все ветры бьют меня, и мозг кипит при этом,
Морщинится лицо и в волосах снежно.
Хожу на трех ногах, сторожко и неспешно,
Я вверил посоху свой ссохшийся скелет,
И в пояснице боль, и позвоночник грешный
Сгибается к земле под тяжестию лет.
Мне в жилы льется хлад и сковывает душу,
Немеют чувства все, их остывает жар,
И пробкой ледяной мои замкнуты уши,
И силу глаз моих я заключил в футляр.
Но, Боже, ты не дай любви иссякнуть в сердце,
Чтоб молодой еще моя осталась плоть;
Насколько стынет жар в крови у страстотерпца,
Настолько укрепи мой сирый дух, Господь!
Зачем мне продлевать мучительную старость,