Последние слова Алекса почти выкрикнула, не совладав с эмоциями. Похоже, перспектива потерять крейсер, который она по протоколу всеми силами обязана была защищать, не слишком ее прельщала. Я же лишь снисходительно улыбнулся в ответ на эту пылкую тираду. Пожалуй, пришло время немного просветить своего старпома насчет моих истинных планов.
– А кто сказал, что мы пойдем на таран? – хитро прищурился я, многозначительно поглаживая подбородок. – Нет уж, я, знаешь ли, не самоубийца и на верную гибель своих людей не пошлю. Во всяком случае, не сегодня. У меня несколько иная задумка. Так что, будь добра, передай по кораблю следующую команду – всему экипажу срочно приготовиться к абордажу вражеского судна! И да, вот еще что, Алекса…
Тут я сделал небольшую театральную паузу и заговорщицки подмигнул девушке:
– Проследи, чтобы к этому приказу обязательно прилагалась какая-нибудь эффектная картинка из кубриков нашей доблестной штурмовой пехоты. Ну, там, знаешь, чтобы наши космические волки выглядели позлее и погрознее. И вот это все транслируй по открытым каналам связи. Надо, чтобы на «Екатерине Великой» обязательно смогли насладиться данным захватывающим зрелищем и прочувствовали серьезность наших намерений.
Не знаю, что конкретно навело мою помощницу на правильную мысль – то ли мой красноречивый взгляд, то ли характерная ухмылка, то ли сам абсурдный приказ, который при здравом размышлении никак не мог быть буквально истолкован. Однако в этот момент Алекса наконец-то догадалась, к чему я клоню. Она понимающе кивнула и тоже загадочно улыбнулась, озорно подмигнув мне в ответ. Мол, не извольте беспокоиться, шеф, я мигом все организую в лучшем виде. Теперь мы будем отчаянно давить на самое слабое место противника – его нервную систему, и посмотрим, кто первым не выдержит этой увлекательной психологической дуэли.
И в самом деле, чего уж скрывать очевидное – других сколько-нибудь реальных вариантов, кроме как сделать грозный вид, что вот-вот пойду на абордаж, у меня просто не было. Какие, к черту, еще могли быть резоны в столь невыгодной диспозиции бросаться грудью на амбразуру и жертвовать жизнями своих людей? Это было бы полным безумием и самой настоящей военной авантюрой.
А вот разыграть спектакль перед Красовским, будто бы в припадке отчаянного безрассудства намереваюсь захватить его корабль на абордаж – это, пожалуй, могло сработать. Тем более, что весь мой богатый опыт общения с Александром Михайловичем прямо-таки вопил о том, что контр-адмирал как огня боится рукопашных схваток и перспективы оказаться со мной один на один.
Собственно, ради этого весь показательно-устрашающий цирк с громогласной отдачей приказа и демонстративным муштрованием моих лихих космопехов я и затеял. В глубине души я очень рассчитывал, что при виде этих свирепых рож, включая их командира – полковника Дорохова, готовящихся к абордажу, Красовского в очередной раз одолеет приступ малодушия и он попросту струхнет от перспективы лицом к лицу столкнуться с нашим визитом на «Екатерину Великую»…
Что ж, мои расчеты оправдались в полной мере. Видимо, Александр Михайлович действительно решил не искушать судьбу понапрасну. Факт остается фактом – вскоре после моего демарша и появления записи шествия по палубам «Одинокого» моей «морской» пехоты флагманский авианосец Красовского, взревев маневровыми двигателями, начал неуклюже, будто беременная корова, разворачиваться на месте, явно намереваясь уклониться от сближения.
Вице-адмирал Александр Михайлович Красовский смекнул две важнейшие вещи. Во-первых, осознал, что дерзко маневрирующий «Одинокий» больше не стремится улучшить свое положение хитроумными виражами и финтами для неожиданного разящего, таранного удара, как было задумано изначально, а готовится к прямому сближению. Чему его драгоценная неповоротливая «Екатерина Великая», увы, при всем желании противостоять не могла. Слишком уж велика была разница в маневренных характеристиках между юрким крейсером и громоздким авианосцем. Во-вторых, вице-адмирал явно всерьез впечатлился показанной ему суровой картинкой из кубриков моих лихих штурмовиков полковника Дорохова…