– А банк должен брать с каждой операции свой процентик. На то он и банк. Допустим, десять процентов. Обычная ставка. А теперь посчитай, банкир, сколько денег ты наваришь из воздуха.

– Хм!

– А у вас что происходит? Купил доллар за 60 рублей, продал за 63. Неинтересно и скучно. Или выдал кредит – банк наварил процент, ты получил откат. Шучу, не переживай, ты мужик честный, – успокоил Глеб. – Вот и весь бизнес. Ума большого не надо. А тут искусство! Высший пилотаж! Яйца Фаберже! Поэма экстаза!

Борис почесал за ухом.

– Ты – гений, Стингер.

– Это не я придумал. Но если бы был банкиром, работал бы по этой системе. Всё чисто. Всё по закону. И объёбывать никого не надо. Вот за это мы и выпьем, Борисенко.

Глеб опрокинул водку в рот первым и, подыгрывая себе на трехрядке, громко запел, лукаво подмигнув левым глазом:

– Я бы-ыл ба-тальон-ный разве-дчик, а ты писари-шка-а штаб-ной…

В понедельник утром Борис вызвал Аглаю. Рабочий день только-только начался, и первые посетители, а это были в основном вездесущие пенсионеры, вошли в зал, рассосались по операторам и выстроились в очередь к банкоматам.

– Доброе утро, Борис Сергеевич. Вызывали?

– Да-да. Аглая Ивановна, подготовьте, пожалуйста, отказ «Промстройтрейду» в выдаче кредита. Придумайте что-нибудь стандартное, – по-офисному строго и официально сказал он и передал ей документы. – И пусть наши юристы визу поставят.

– Хорошо, Борис Сергеевич.

Она не уходила.

– Что-то еще? – посмотрел он на нее.

– Ты придешь сегодня? Я торт вчера специально для тебя испекла. «Наполеон», как ты любишь.

– Торт, говоришь? Это хорошо, – обрадовался Борис.

Он очень любил сладкое. – Если му-чает то-ска, слопай торта два кус-ка. А Артёма куда денешь?

– На соревнования с командой уехал вчера в Добрянку.

Он же у меня футболом занимается, как Аршавин. Защитник. Капитаном избрали.

– Молодец. Футбол – это хорошо.

– Ну так как? – снова спросила она.

– А… это самое… – замялся Гордеев, не зная, как сказать.

– Не бойся, она уехала к себе в свой город. У нее отпуск наступил. К счастью.

– Здорово.

Здесь Аглая имела в виду свою соседку по съемной коммуналке. Это была брошенная одинокая женщина по имени Анфиса, которая терпеть не могла мужчин. И женщин, у которых эти мужчины были. Она приехала в краевой центр из какого-то мелкого и депрессивного муниципального образования (так сейчас называются маленькие города) в поисках большего счастья. Но – не срослось. И теперь в одиночку коротала жизнь с большим кастрированным котом по имени Новый Уренгой.

Анфиса работала трамвайной вагоновожатой. График ее работы был непредсказуемым: либо она вставала хрен поймешь когда, либо приходила далеко за полночь. Естественно, что, когда она прозябала в квартире согласно своей временной регистрации, в помещении должно было быть тихо, как ночью в бане. Вечно голодный Уренгоша, правда, в это время шастал по квартире и пискляво, но настойчиво просил жрать у Аглаи или Тёмыча.

Иногда, правда, Анфиса приглашала Аглаю по-соседски выпить водки, поговорить за жизнь и поплакаться в жилетку о своей несчастливой бабской доле. Но было это крайне редко.

А мы тем временем вернемся к прерванному разговору наших влюбленных.

– Я соскучилась по тебе.

– Ты знаешь, я тоже, – ответил Борис.

– Я хочу тебя.

– Не могу сейчас ничего сказать про вечер. Понимать должна.

– Наври чего-нибудь жене. Тебе не привыкать.

– Пока не знаю, – Гордеев все еще колебался, не зная, что ответить.

– Все равно я буду ждать, – с этими словами она вышла к себе.

Забегая вперед, скажем, что торт в тот вечер был очень вкусным, а то, что за ним последовало, – еще вкуснее.