– «Красная Москва», – зарделась пунцовым цветом управляющая. – Это духи моей мамы, воспоминание детства. Сейчас их снова начали выпускать. Вам действительно нравятся?

– Великолепный аромат. С детства помню: «Утро красит нежным све-том стены дре-вне-го Крем-ля, просы-па-ется с рассве-том вся сове-тская зем-ля, Мос-ква моя, ты сама-я лю-би-ма-я!», – тихо промурлыкал Борис, весело подмахивая себе руками.

– Да, вы совершенно правы, – рассмеялась управляющая.

Обычно вечером в пятницу Глеб Сентябов заходил в кабинет Бориса со словами из песни:

– После честного труда выпить рюмку нет вреда! Ну что? Сегодня как всегда? – в этом месте Сентябов довольно потирал руки в предвкушении веселого вечера.

– Нет. Сегодня как никогда. Надоело однообразие. Да и повод есть, – серьезно ответил начальник кредитного отдела, отвлекаясь от компьютера.

– Какой? – не понял руководитель службы банковской безопасности.

– Как какой? Две недели до корпоратива по случаю 23 февраля. Так-то вот.

– Точно. Совсем забыл.

День защитника Отечества был любимым праздником наших героев: банковские женщины в тот день не скупились на презенты. А вот следующее за ним 8 Марта оба мужика ненавидели. Ну, это вполне естественно: ни подарков, ни денег на всех баб не напасешься.

По истечении рабочего дня, а по пятницам рабочий день на час короче, два приятеля садились в глебовскую машину и ехали к нему домой. По пути покупали в супермаркете пару-тройку бутылок традиционного русского напитка, сокращенно – ТРН, то есть водки, по банке красной икры и шпрот, нарезку брауншвейгской сырокопченой колбасы, несколько помидоров и огурцов и, наконец, килограмма полтора чайковских пельменей. В этом магазине у них даже была знакомая товароведка Анна, советовавшая им выбрать тот или иной продукт в зависимости от его свежести. Эта прыщавая молодая дура строила им глазки и даже делала комплименты Борису, типа какая у вас красивая «аляска» и какое замечательное кольцо на вашем пальце. Каждый комплимент стоил нашим ловеласам плитки шоколада.

Дома специально к ужину нажарившая сковороду картошки жена Глеба всему этому делу придавала аппетитный человеческий вид и, выпив с ними рюмку водки, уходила по своим бабьим делам. Чаще всего – к подругам на девичник.

На выходе из банка Борис неожиданно закашлялся. Что-то нашло, может, поперхнулся, может, пыль попала.

– Вот. Лучшее лекарство от простуды – водка с перцем. Это я тебе говорю, – Глеб Нинельевич похлопал Бориса по спине. – Учись, студент.

– А без перца?

– От всех остальных болезней, – засмеялся Сентябов.

– Смешно так, что обхохочешься, – серьезно кивнул головой в знак согласия Гордеев.

– А вообще алкоголь – это как скальпель у хирурга: может зарезать, а может вылечить – надо лишь умело им пользоваться, – наставительно закончил нравоучение Глеб.

Незаметно груженные продуктами Борисо-Глебцы подъехали к назначенному адресу.

– Ну что? Вот ве-чер опять хоро-ший та-кой, что песен не петь нам нель-зя, – прогундосил Борис, подражая Глебу, когда друзья-коллеги пересекли порог сентябовской квартиры и прошли на кухню, традиционное место встреч и разговоров всех российских интеллигентов еще с советских времен.

Кухня – святое место, где зарождаются гениальные идеи, где появляются первые строчки великих произведений, где решаются государственные дела и где возникает первая любовь.

– Сейчас все организуем.

Смачно выпив и сочно закусив, переговорив обо всем на свете, друзья переходили к концертной части заседания. Глеб брал гармошку, именно старую русскую гармошку, а не цивильный баян или банальную гитару, и наигрывал старые мелодии. Репертуар был очень разнообразным: от танго и фокстротов 30-х годов до песен из копилки вокально-инструментальных ансамблей времен позднего СССР. А Борис громогласно подпевал. Иногда в совершенно другой тональности, поскольку не имел ни слуха, ни голоса. Особенно хорошо нашим веселым ребятам удавались невеселые «Раскинулось море широко», «Враги сожгли родную хату» и более современная ерунда ни о чем с громким названием «Мы бродячие артисты» с битловским припевом «Хоп, хей хоп!».