Он начал ковыряться в телефоне. Очевидно, искал номер журналиста Саранчи.

– А может, ерунда все это, Глеб? – неожиданно задумался Борис. – Что он может сделать? Поднять шумиху вокруг этого дела? Обосрать их? Открыть глаза читателям? Взбудоражить общественность? Натравить на них полицию или прокуратуру?

– Самое важное в работе журналиста, если я правильно ее понимаю, – это написать не тыщу статей, не сто тысяч. Главное – написать одну. Ту, ради которой ты пришел в эту профессию. Именно ее люди и будут помнить. Наверное, сейчас это тот самый случай?

– Твой журналист не умрет от скромности, Глеб Нинельевич.

– Скромность – это путь в неизвестность.

Поначалу с Аглаей Зориной у Бориса Гордеева отношения складывались обычно, как у двух людей, работающих в одном учреждении. Они по утрам здоровались, по вечерам – прощались. Улыбались друг другу при встрече. Обменивались шутками. Все приказы своего прямого начальника, каковым он являлся, она выполняла безропотно, в строго означенное служебным регламентом и должностной инструкцией время. Причем делала это охотно, ей это очень нравилось.

Что Аглаю и Бориса подтолкнуло навстречу друг к другу, никто из них не может сказать. Это произошло само собой. Будто где-то что-то внутри наших героев перемкнуло, словно их обоих молния долбанула.

Сначала она длинной эсэмэской поздравила его с Днем защитника Отечества. Потом – с Днем Победы.

«Уважаемый Борис Сергеевич, от всей души поздравляю Вас с Днем Великой Победы! Мирного неба, счастья и благополучия! Ура!» – написала она в телефон.

Потом – с Днем города и независимости России. С днем его рождения. С Днем финансового работника. С Днем единства. С Новым годом. С Днем всех влюбленных.

А потом на одной посиделке по случаю приближающегося 23 февраля (вот почему он любил этот праздник), во время танца, она спросила его:

– Я вам нравлюсь?

Естественно, что Борис ответил утвердительно. Ну что он еще мог сказать? Любой мало-мальски нормальный мужик на его месте сказал бы то же самое. А Аглая пошла в своей настойчивости дальше.

– Вы проводите меня до дома сегодня? – спросила тихо, прижавшись губами к его уху, чтобы никто не услышал.

Из кафе они вышли последними. Никого из сослуживцев уже не было. Заказали такси. У подъезда своего дома она попросила:

– Поцелуйте меня.

Поцелуй был очень быстрым. Будто Бориса кто-то подтолкнул сзади, и он случайно ткнулся в ее губы своими губами.

– Вы смешной, Борис Сергеевич. Ну кто же так целуется? – засмеялась Аглая. – Вот как это делается.

– Вы не хотите чаю? – спросила она, отдышавшись, когда длинный, как нос у Буратино, поцелуй закончился.

– Если только ненадолго, – ответил смущенный Борис.

– У меня есть торт. «Наполеон», – продолжала проявлять настойчивость наша героиня. – Сама делала.

Дома у Аглаи было тепло и уютно. Стол в центре комнаты был уже накрыт к чаю на двоих, будто Аглая ждала Бориса и была уверена, что он обязательно к ней придет.

– У меня есть жена, Аглая Ивановна, – сказал он, откусывая кусок торта и запивая его горячим, настоянным на травах чаем.

– Я знаю. И поэтому ничего не прошу. Мне надо только немного женского счастья. Я не знаю, сколько оно, это счастье, будет длиться: месяц, год, три года… Но мне и этого будет достаточно, чтоб почувствовать себя женщиной.

– А почему вы думаете, что будете счастливы со мной?

– Я это чувствую. А чувства меня никогда не обманывали.

– А может, вы кому-то хотите отомстить?

– Это было бы смешно. Когда я вас впервые увидела, то немного испугалась. Вы были такой неприступный, серьезный… А потом, может, через месяц или через два, поняла, что вы и есть тот самый мужчина, которого я ждала, с которым мне будет хорошо. Наверное, звезды так на небе расположились. Вы верите в звезды, Борис Сергеевич?