Отвечать нужно было сразу. И лгать при этом, потому как никаких баб в этой постели Глеба пока еще не бывало.

– Так вон и двери картонные… – нашелся он.

– Да… – к счастью, не вдаваясь в подробности, подтвердил кавказец. – О, у вас тут по ночам визг стоит, – усмехнулся он. И Глеб опять нехорошо подумал о дагестанце. Никакого визга по ночам в общежитии не стояло. Более того, если в конце лета, при заселении, еще тут и там слышались пьяные ночные голоса, то с началом учебы эти голоса приумолкли. И Гончаренко мог бы поклясться, что Закиру все это было известно.

– Подзаработаешь – будешь местных телок мацать на стороне, – пообещал Закир напоследок, и в голосе его Гочаренко почудилась соринка издевки. Когда конец фразы долетел до Глеба, за кавказцем уже захлопывалась картонная дверь.

От него, Закира, в комнате остался запах его кожаной куртки, горелой травы и табака. Такие запахи сегодня имел персональный запах гончаренковской тревоги…

Он полежал еще немного, отдаляя то время, когда придется-таки встать, спуститься этажом ниже и постучать в комнату, где жил Влад, на которого Глеб и хотел попробовать примерить роль «пацанчика». А вернее – совсем не хотел, но обещание, данное Закиру, тяготило, как карточный долг, за неотдачу которого уже последовали угрозы.

– Да! – приглушенно донеслось из-за двери, до которой, превозмогая отвращение, добрался Глеб.

Влад лежал в той же, что и десять минут ранее Гончаренко, позе, заложив за голову большие руки. Ноги в синих трико были закинуты одна на другую. Серые носки подмигивали розовыми дырочками.

– Заходи, Гончар, – не меняя позы, произнес Влад.

– Чего делаешь? – зачем-то спросил Глеб.

– Домой хочу, – неожиданно отозвался Влад, почесавшись. – Чего в этом Питере делать? В институте сидеть? Я там вообще ничего не понимаю. Прикинь, Светлова сегодня отличилась…

– А дома ты что делал? – перебил Глеб. В том, в чем признавался ему Влад, Глеб боялся признаться даже самому себе.

– Да там хоть телевизор был! И матушка готовила…

– Гулять не пробовал? – Глеб услышал в своем вопросе отголоски превосходства. И с удовольствием отметил про себя этот факт.

– Да ты сам много гуляешь? – широко «акая», лениво отмахнулся Влад.

– Ладно, – отмахнулся Гончаренко, чувствуя, что положительный ответ не произведет впечатления. – Есть тема.

И сел на краешек кровати, копируя Закира, расставляя пошире ноги и наклоняясь вперед.

Молодые волки вышли на охоту.

Закир шел чуть впереди, расставив кривые ноги и зябко держа в карманах сжатые кулаки. Глеб и Влад молча двигались за ним – вожаком стаи. Невероятное богатство, добытое с минимальными усилиями, почему-то не неслось стремглав им навстречу. Прохожих в парке просто не было. Зато пошел мелкий, прерывистый, как пунктир, дождь. И перспектива разбогатеть все уменьшалась…

Матерчатые тапочки Глеба начали промокать. Ему тоскливо захотелось в свою комнату с лампочкой на витом коричневом проводе, к поношенным обоям, даже к конспектам с непонятными дифференциальными уравнениями, которые с легкостью фокусника писал и тут же уничтожал тряпкой молодой бородатый математик.

– Давайте перекурим, пацаны, – молчаливый и мрачный, Закир вдруг подал голос. «Пацаны» в его устах звучало извинением.

– Да никого тут нету, – наконец осмелел приунывший Влад.

Закир достал сигареты и пригласительно протянул своим волчатам пачку. Сигареты, к еще большему унынию Глеба, оказались дешевыми. Сказка о богатой жизни рассыпа2лась на части, как размокшая, забытая под таким же дождем скучная книга.

Все трое закурили хмуро и молча.

– О, тема! – вдруг выпрямился Влад, глядя куда-то сквозь дождь. Этот глупый возглас Глеб запомнит надолго и наедине с собой будет нередко вспоминать его, с гадливостью отворачивая при этом лицо, как если бы перед ним поставили тарелку с прокисшей едой. Дегенеративное словосочетание с дегенеративным контекстом – поймет Глеб.