В детстве я была пухленькой и, когда я говорила, что буду балериной, взрослые только хихикали: «Тоже мне, актриса погорелого театра». А я думала, что Погорелый – название театра, типа как Большой театр и страшно собой гордилась. Пока не стала немного старше.

Сейчас я понимаю, что в то время в балете были стандарты Плисецкой, а не Волочковой. Да ещё мама под настроение подзуживала: «Ты толстая, куда тебе?» И моя будущая балетная карьера таяла на глазах, как мороженое в горячем кофе.

У нас в классе было две «дылды» и одна из них – я. Из-за этого я даже немного комплексовала. Насколько мне было бы радостнее жить, если бы кто-то мне тогда подсказал, что с таким ростом на мелкорослых мальчишек я могу смотреть свысока, как жирафа на пони. В буквальном смысле слова! Но…

Я грезила балетом, в который с моей фигурой путь был заказан. А вот в секцию волейбола меня приняли с распростёртыми объятиями: рост был самый тот, да и комплекция очень даже.

Кстати, дед одобрил моё спортивное начинание. Он вообще всегда топил за ЗОЖ, физкультуру и спорт. Надо отдать ему должное – он сам всего этого придерживался. Но его: «Хм…Тоже мне, лебедь белая в кроссовках», немного обижало.

Но для меня ключевым словом было «лебедь». В душе я всё равно была балериной. Пусть и погорелого театра. А в зеркале я видела Бригитту Нильсен в роли «Рыжей Сони». Вот такой разрыв шаблона. Кстати, со временем поняла, что Соня – вполне себе неплохой вариант. Могло быть и хуже. «Спасибо» родственникам.

Но я к ним не в претензии: что с них взять – любили, как умели. Я тоже была не лучшая дочь и внучка.

***

Что-то я отвлеклась от истории моего знакомства с Иваном. Да, у этого красавца было такое простое русское имя, которое ему так же шло, как дешевая пуговица к пиджаку от Армани. И если бы мне тогда сказали, что этот красавчик будет моим мужем, я бы просто рассмеялась в ответ.

Вот так мы и познакомились – Дольф и Бригитта (вспоминая это, я до сих пор нервно хихикаю). А когда я узнала его фамилию – Адамас – вообще выпала в осадок. Прямо сразу нарисовалась ассоциация с семейкой Аддамс. Забегая немного вперёд, скажу, что не случайно.

***

В результате недолгих переговоров мы договорились встретиться с Доль…упс, с Иваном в ближайшую субботу. Как раз будет выходной и отдых от всего – от учёбы, спорта и культмассовой работы.

Но было одно «но». Вернее, даже два «но»: мой дед и я.

Первое «но» – мой дед. У него был пунктик (на самом деле их было дофига, но этот был самый «пунктуальный»): проводить политинформации, плавно переходящие в воспитательные беседы. Скажете, что маразм? Нууу, в чём-то вы будете правы. Но так же, как из песни слов не выкинешь, так и из отставного генерала не выкинешь то, что в него вкладывалось десятилетиями.

Именно по субботам у нас с дедом на нашей просторной кухне – семейном месте силы, было ритуальное чаепитие, во время которого он рассказывал мне о событиях в мире. Но особое внимание он уделял событиям, происходящим в очень небольшой части мира – нашем дворе:

– Опять Куликович из второго подъезда свою псину без поводка выпустил (у деда были сложные отношения с домашними животными и, соответственно, с их владельцами). А Рыжковы машину купили, красную. Будут теперь, как пожарные, на ней ездить (зависть, дедуля, это плохо!).

Ну и всё примерно в таком духе. Поначалу я пыталась что-то возражать, втягивая деда в дискуссию, но потом поняла, что это дело бесполезное и выбрала другую тактику: молча кивала, прихлёбывая чай с домашним вареньем или финиками, изредка издавая в разных интонациях нечленораздельные звуки типа «гхм». Деда это воодушевляло, и он разливался соловьём. Конечно, если слово «соловей» применимо к его хорошо поставленному командирскому голосу.