– Не-е-е-ет, гораздо хуже. Дело в том, что ты являешься первым человеком, сотворенным по образу и подобию, и у тебя есть особая миссия, которую ты пытаешься осуществить вот уже как много тысяч лет. Но об этом позже. А пока для ясности я тебе помогу разобраться в «Ху из Ху». Вот это – Гаврила, правая рука, так сказать, но, чтобы не заморачивать тебя тонкостями всей этой иерархии, можно использовать привычные тебе должности, – и очкарик посмотрел на директора. Тот в ответ вышел из состояния памятника и глубоко кивнул головой.

– Ну, а вы сами кем будете? – спросил Забодалов очкарика.

– А я, родной, твой ангел-хранитель, – и очкарик гордо скрестил на груди руки.

– О-о-о… – восторженно пропел Адам. – А как вас зовут?

– Ангелу-хранителю имя не положено… – начал было очкарик, но его перебил Архангельский:

– На самом деле у нас есть такая традиция – вы сами можете дать ему имя.

Адам восторженно посмотрел на своего новоявленного ангела и робко предложил:

– Вы знаете, когда я впервые увидел вас в трамвае, я про себя назвал вас телескопом, извините пожалуйста, но, наверно, это слишком длинно, так, может быть просто Скопом?

Очкарик возмущенно вдохнул, чтобы выразить свое негодование, но директор быстро махнул рукой и пропел:

– Да будет так.

Выдох новоявленного Скопа, недовольного своим новым именем, получился еще более возмущенным, чем вдох, но было понятно, что после директорского «дабудеттака» вопрос обжалованию не подлежит.

Архангельский перестал крутить цепочку с ключами и жестом предложил Забодалову сесть.

– Итак, первый вопрос, на который все хотят получить исчерпывающий ответ, это – почему?

– Вообще-то, меня больше волнует вопрос – это надолго? Я сегодня не дообедал, того и гляди в животе забулькает… Боюсь испортить торжественность момента… Хотя, и почему узнать бы не мешало.

– Не боись, не забулькает, – ехидным голосом успокоил Забодалова нареченный Скопом очкарик, – ща у тебя аппетит ва-аще пропадет вместе с желанием острить.

– Да не пугай ты его раньше времени, – махнул рукой Архангельский и коснулся лба Адама указательным пальцем.

И вдруг трава, небо, солнце, шум деревьев и этот человек в белом халате… но ведь это директор, только халат белоснежно белый и тапочек больничных нет… и странное ощущение недавней близости с женщиной, и желание кому-нибудь рассказать об этом, и долгий занудный разговор, и все возрастающая вера в собственные силы – все это превратилось в отчетливые воспоминания, но не о прочитанном или услышанном когда-то, а об очень важном, но почему-то забытом событии собственной жизни. И когда в ушах затихло эхо от последнего «да», Адам посмотрел на внимательно следившего за ним директора и робко спросил:

– Где она?

Было похоже, что вопрос был задан не самый удачный, и Архангельский постарался снять возникшую напряженность:

– Похоже, Адам, вы теперь вспомнили, кто вы такой, и хотите узнать, когда и почему все это началось…

– Где она? – опять робко, но уже более настойчиво произнес Забодалов.

– Да скажите вы ему, а то так и будет на мозги капать, – сказал Скоп обращаясь к директору, но тот отрицательно покачал головой:

– Всему свое время и время каждой встрече под солнцем. Да и не так долго осталось, скоро сам догадается.

Адам уже собрался что-то возразить, но в дверь постучали, и директор, пригладив ладонью волосы, пафосным голосом два раза произнес свое традиционное «прийдите».

– А почему два раза? – шепотом спросил Адам стоявшего рядом Скопа.

– Да это он последнее время компьютер осваивает – привык мышкой два раза кликать… А вот и оппонент пожаловал, – сказал Скоп, когда в комнате появился завхоз психиатрической больницы Александр Леонидович Хотело. – Вторая правая рука, как говорится. Анатомический парадокс, хотя вполне оправданный.