– Послушайте, незадрипанный собак, где вы учились говорить? – опять перебила его Богданова. – Если не хотите называть меня на Вы, то по крайней мере следите за культурой своей речи, если вы вообще понимаете, что это такое.

– А ты что думаешь, – возмутился оскорбленный Дарвин, – такой мордой можно разговаривать пятистопным ямбом с гекзаметром во второй октаве?

По глазам было видно, что он знает, что сказал сейчас страшную чушь, но упоминание ямба и гекзаметра явно подействовало на Богданову успокаивающе, и она извиняюще наклонила голову, предлагая Дарвину продолжить.

– Я не блохастый canis lupus familiaris, – гордо сказал он и сделал многозначительную паузу, – я ангел, который пришел, чтобы привести тебя ко вратам судьбы твоей. И если ты готова принять это сердцем и разумом, положи правую руку на лоб, а левую на живот…

– А живот-то тут при чем? – опять возмутилась Богданова, все еще воспринимая ситуацию как странную, неизвестно кем и зачем затеянную игру.

– Делай, что тебе говорят, – прорычал уже не на шутку рассерженный Дарвин.

– Хорошо, – и она встала с дивана, расположив руки, как он требовал.

– На живот, а не на полотенце, – приказным тоном опять прорычал новоявленный ангел и показал клыки.

– Еще чего?! М-м-маньяк, – уже испуганно проговорила Богданова, но все-таки сделала, что он просил, и бросила полотенце на диван.

– Правую на лоб, – рявкнул Дарвин.

Людмила начала беспорядочно менять руки, но не могла вспомнить, где право, где лево, и, окончательно запутавшись, закрыла ладонями лицо и заплакала. Проплакав минуту и поняв, что вокруг ничего не происходит, Людмила с опаской опустила руки и увидела, что только что грозно рычащий тиран сидит перед вентилятором и пытается своей неуклюжей лапой переключить скорость вращения. Догадавшись по прекратившимся всхлипываниям, что она уже в порядке, пес бросил взгляд в ее сторону и опять вернулся к своему вентилятору.

– Можешь одеваться, – сказал он после короткой паузы тоном, каким говорят врачи своим пациентам после осмотра.

– И это все, что я должна была услышать и узнать от посетившего меня ангела? – искренне удивилась Богданова. – Кстати, как вас на самом деле зовут? Мне кажется, имя Дарвин вполне годится только для собаки или для обезьяны, но не для ангела.

– Правильно соображаешь, – опять съехал на вульгарный тон хвостатый небожитель, – но ангелу-хранителю имени не положено, и…

– Так вы мой ангел-хранитель?! – забыв про все, радостно захлопала в ладоши и запрыгала на месте Богданова.

– Во-первых, не дергайся, во-вторых, не твой, – довольно грубо, но снисходительно осадил ее бывший Дарвин.

– А где же мой?

– На курсах повышения квалификации, и я пока буду вместо него.

– А вы тогда чей же?

– О-о-о, – сказал пес, выпрямившись и гордо подняв голову. – Я веду человека, который, возможно, станет твоей судьбой и даже, может быть, судьбой всего человечества.

– И как же вы его оставили и живете здесь, у меня? А вдруг…

– Спокойно, Маша, я Козловский…

– Дубровский, – мягко поправила его «Маша».

– Мы, хранители, можем одновременно находиться в разных местах, – гордо заявил Дарвин, пропустив мимо ушей Людмилино замечание.

– Это уже что-то из области квантовой механики, – восторженно прошептала бывшая отличница по физике доктор Богданова, глядя, как состоящее, по всей видимости, из чистых квантов и кварков существо пытается укусить блоху, вероятно бегающую по его пузу. – И пожалуйста, перестаньте чесаться, я ведь вам купила самое хорошее средство от блох и ошейник от разных паразитов – немного раздраженно добавила она.

– Так-то оно так, – согласился Дарвин, – это просто фантомные боли. Ты же докторша, должна понимать, что когда больному руку целиком оттяпывают, ему иногда кажется, что у него на этой руке пальцы болят. А меня эти дармоеды, пока я на улице жил, совсем изжевали. У них ведь завтрак плавно переходит в обед, а обед в ужин, поэтому мне все время кажется, что они решили немного перекусить между главными блюдами.