Адам привычно скользнул взглядом по скопившимся у края полустанка фигурам ожидающих.

– Минут десять осталось, вишь, люди, как вольготно фланируют, почти не нервничают, перед посадкой не скапливаются.

– Тады успеем!

Бомж, пользуясь, как прикрытием, густо разросшимися кустами ивняка, бросился к огородам.

– Там колючка! – предупредил Адам, наступая приятелю на пятки.

Бомж молча продемонстрировал ему кусачки.

Набрав полную сетку свежей картошки, они влезли на выступы последнего вагона электрички, мертвой хваткой вцепились в железные опоры и помчались с ветерком.

На очередном полустанке бомж весело глянул на окоченевшего Адама:

– Зато бесплатно!

Адам ответил слабой улыбкой:

– Пока не зима, терпимо!

– Нищеброды! – хохотнул Леха и, перехватив тяжелую сетку с картошкой, доверительно сообщил. – Вовчик жареху с грибочками очень уважает, за такую жареху, что угодно сделает!

– Будет ему жареха! – кивнул на край банки с засоленными маслятами, высовывающейся из оттопыренного кармана фуфайки, Адам.

– Живем! – рассмеялся Леха, вовремя прижимаясь всем телом к холодному боку дернувшейся в последнем рывке перед Москвой, электричке.

Спрыгнув с высокой платформы на пути, приятели не спеша взобрались на другую платформу, прошли вдоль алюминиевого забора немного назад, отогнули одну пластину, пролезли в образовавшуюся дыру.

– Хлипко как у «единорогов» устроено, – хмыкнул Леха.

– И трубы пластиковые, – подтвердил Адам, не без злорадства наблюдая за толпами пассажиров снующих по платформе ярославского вокзала.

– А эти платят, – прокомментировал, проследив за его взглядом Леха, и скорчил насмешливую гримасу, – за капремонты, коммуналку, за лапти, за воздух.

После, страшно толкаясь и создавая дополнительную суету, они влезли с толпой пассажиров в автобус, что следовал в нужном для них направлении.

И кондукторша не смогла пробиться, на заднюю площадку, а получив за проезд от постоянно меняющихся платежеспособных пассажиров, в изобилии то влезающих, то вылезающих на своих остановках и вовсе отстала выкрикивать, что не все еще передали за проезд.

Адам в окно не глядел, чего там рассматривать? – Бесконечные рекламные плакаты с жизнерадостными лицами людей, будто прилетевших с другой планеты? Приближались выборы и плакатные «единороги» попадались повсюду, бесцеремонно вытеснив вечную, как жизнь, рекламу акций и скидок конкурирующих между собой мегамолов.

Не смотрел Адам в окно еще и по причине внутренней озлобленности, некоего состояния озверения, когда видел обязательных гастробайтеров, смуглолицых таджиков с метлами в руках, нет, он не был расистом, гнев у него вызывал тот факт, что дворники с их неустанным рвением к чистоте дворов и улиц – одна из самых низкооплачиваемых профессий в России, хотя попробуй, помаши метлой день-деньской, руки отвалятся! Правда, история с расизмом все же в жизни Адама была, он как-то повздорил с цыганами да и, то, потому что вместо благодарности за шоколадку, подаренную им цыганенку, грязному мальчишке с голодными глазами, получил моральный и материальный ущерб. Цыганка, так его загипнотизировала, что Адам вместе с единственной сотней рублей едва последнюю рубашку не отдал, но вовремя опомнился.

Выскочив из автобуса, приятели обогнули толпу уверенных в себе цыганок, горласто предлагающих погадать, увернулись от ловких ручонок цыганят, попутно выпрашивающих у прохожих подаяние и, нырнув в подворотню, оказались в квадратном дворике жилых домов.

Нужный им подъезд был без домофона.

– Вовчикова работа, – кивнул на вырванный с мясом домофон, Леха, – ибо, не фиг ставить замки на места всеобщего пользования!