И-ка, дурак, не связывайся, попадешь в историю, иди лучше к девушкам, на девушек – на, а больше ни на что.

Так я навру тебе и все, а как ты узнаешь?

Да ведь у тебя же на лице все написано, бедный ты, горемышный, вот женишься на этой стервознице Г., всю кровь она из тебя и выпьет, одна запись в «книжке» останется, иди лучше к девушкам… Дураки вы такие. Знаешь, что М. от пьянки умер на прошлой неделе?

Знаю, сам хоронил. Говорил я ему, зачем тебе самовзвод… Скупая ты, и настроена недоброжелательно, не дашь мои долларии, тогда я пошел…

У входа на базар ко мне подбегает маленький С. и, задыхаясь, говорит: «Дядя И., не ходи, Баху уехали». Спасибо, друг, но ты слегка опоздал. Меня уже пакуют в джип трое обломов, причем один – полицейский в старой форме, возможно ряженый – сандалеты на босу ногу. На ходу обыскивают, ну забрать-то нечего, я ж извиняться пришел перед поставщиком. Заезжаем в буро-тинного цвета ворота загородного дома, Баха уже там. Довольно неумелый допрос – и Баха очень скоро говорит – «где». Правильно, Баха, оно того не стоит, это не второй утерянный экземпляр. Я всю ночь листал книги, поговорил по телефону кое с кем – это новодел, в названии ошибка, на деньги жидковато будет – полупустые хлопоты. «Парней с Юга», вернее тех, кто матом послал их назад к Бахе, ожидает сильнейшее разочарование.

От баховского брата привозят «книжку» и долги, и нас освобождают. Мы выходим на тракт и бредем в город, идти придется долго, деньги они забыли на место положить. Беседа не очень клеится, и для поддержания разговора я рассказываю ему, что если бы, вот, у меня действительно были те два нагана, то офицерский, я бы отдал Бахе, потому что из офицерского можно стрелять одной рукой – он то самовзвод, но вообще, оно, и правда, того не стоит. Не только второй, но и первый экземпляр Книги Судеб («Биографический справочник. От первого до последнего человека») – скорее всего, средневековый анекдот. Да если даже и не так, то о финансовой стороне биографий, там, думаю, нет ничего. Там, думаю, вместо биографии – только две даты. А, может, только одна – первая, мелким почерком. Фактически – та же запись актов гражданского состояния. Да и сомневаюсь я, что вдоль волоконно-оптической линии книжки валяются – разве, из Интернета что просочится. А потому – на все эти дела патронов образца 1895 года как-то жаль, где мы потом возьмем.

Глядя на мои разнообразные, энергичные (и небезуспешные) занятия, дед говорит: «Давай, давай. Попадешь в косяки – не пригодится, конечно, так зато будет возможность себя дураком назвать за то, что маловато шлялся и пива пил». Дед нагружен гуманитарным и техническим образованием, он регулярно дразнит меня на четырех языках, в том числе – одном редком и восточном. Именно благодаря ему, деду в свое время повезло принять участие в строительстве железнодорожных путей «по тундре, по широкой дороге» в наше светлое настоящее. «Дед – все нормально, просто последний язык оказался лишним», – отвечаю я.

«Все самое хорошее и самое плохое случается с тобой без всяких причин. Никакое образование не позволит тебе ничего узнать об этих причинах, потому что их нет. Да – и не перепутай плохое с хорошим, это неприлично», – говорит мне дядя, бывший «вечный студент», позор семьи, экзотерический певец и музыкант. «Дядя, уверяю вас, музыка – это аппаратура. Когда-нибудь, в лучшие времена, я подарю вам ее, и все наши вас сразу полюбят», – говорю я.

«Ти дуяк, ти нас ни сьюсаес, Г-ка – висёяя, а ти дуяк, нам книски ни цитаесь, а сам цитаесь», – говорят мои двоюродные сестрицы. Им нравится Г-ка, которую мне все пытается сосватать тетушка. Но я однажды видел, как Г-ка ест лапшу, и сделаю все, чтобы мы оставались добрыми друзьями. «Вы лица одинаковые и заинтересованные, – откликаюсь я, – Г-ка тайно дает вам свою помаду, нужны вам мои книски. Тащите мне быстро чаю, а то я вас живенько тетке продам, как вы меня Г-ке».