Мне стала всё чаще сниться далёкая страна из школьных воспоминаний, где фантазии не маскируются под реальных людей, а совершенно реальны, и я могу взаимодействовать с ними. Грёзы становились всё красочнее и заполнялись всё новыми деталями, пока я окончательно не уверовала в них и разрешила себе относиться к ним, как к самой реальности. Иллюзии моего песчаного берега моря, красочных экзотических деревьев, необычайных существ, метаморфозных персонажей – всё сливалось воедино и наслаждалось жизнью вместе со мной. Созерцания в мечтах превращались в желаемый волнующий мир и погружали в течение мыслей, оттачивающих мои намерения быть там, где они существовали. Мне нравилось их мистическое пленение. Там, в моей сказочной стране, летали птицы, свет был такой чистый, что он как будто резонировал со мной, звенел, подобно музыке, звучал бархатными низкочастотными мужскими голосами «ОМ».

А возвращаясь из грёз, я снова оказывалась в суетной Москве, на плоской земле. Здесь ничто не взлетало, а шумы быстро утомляли своей какофонией рёва машин от МК. Да, рычания самолётов, идущих на посадку перед моими окнами, скрипа металлических конструкций мусоровоза, людских голосов, визжащих детей и слякоти под тёмным низким серым небом. Уже зажмуривалась не от яркого блеска из моих грёз, а от однообразной той же реальности урбанистического техногенного мира роботов.

И я снова садилась за руль и ехала на работу, на киносъёмочную площадку притворяться живой. Лавины суеты заполняли очередной день, недели, месяцы. Заканчивался один проект, начинался новый, сняли один сериал, уже готовились к следующему. И у меня уже в процессе чтения сценария к горлу начинала подступать тошнота от, казалось бы, сытой, денежной и вполне благополучной творческой работы. Я голодала душей, креп мой подсознательный союз между мечтами и решительностью подняться вверх к чистоте света и не возвращаться.

Душа требовала перемен. Казалось бы, вполне благополучная безбедная жизнь, даже мама была довольна: у меня было «всё, как у людей»: жила в отдельной квартире в столице с мужем и сыном, работала на творческой работе, меняла автомобили, общалась с друзьями и посещала стандартный набор развлечений. Ездила отдыхать по миру в рамках пакетных или обзорных туров и экскурсионных маршрутов разных стран. Побывала в Европе, Африке, Азии. В некоторых странах не по разу. Мама не понимала, что за навязчивые призраки в голове её дочери вместо того, чтобы радоваться своему благополучию. Мною была уже словлена инфекция «томления духа».

Мне было так холодно, душно, тесно в стране, занимающей первое место в мире по территории. Осознание несовершенства окружающего меня мира не уживалось с моим подвижным разумом. Мне необходимо было убедиться во всём самой или опровергнуть опытным путём. В настоящем опыте оставалось только согласиться с Салтыковым-Щедриным «Если я усну и проснусь через сто лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют…»

Но ведь существует и другой мир: мир книг, где всякая человеческая жизнь – личная книга каждого. «Число возможных книг не ограничено, как и число звёзд. Каждый новый наследник добавляет новую главу или правит страницу предшественника» Борхес. Спасение я находила в чтении, книги держали мой устойчивый интерес, где через слово я могла путешествовать во времени.

Любой герой собственной жизни выбирает из массы одну из тропок, отметая остальные, но есть люди-книги, как Цюй Пен, выбравший все разом. Просто он не верил, в отличие от Ньютона и Шопенгауэра, в единое, абсолютное время. Он верил в бесчисленность временных рядов, сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времён. Я могла хвалиться не собственными книгами, а прочитанными, как Борхес. И я чувствовала себя его героиней, стремившейся к невозможному, пытаясь разгадать тайну бытия, вскрыть свой потенциал, создать себя лаконичной книгой. Книгой, где новизна возникает из комбинации слов, а не в новом сообщении. Ибо уже