– Девятнадцать… восемнадцать… семнадцать…

Металлический голос теперь с трудом прорывался сквозь светозвуковую феерию. Ежи покосился на потную шоколадную лысину шефа, перевел взгляд на площадку, почти утонувшую в волнах плотного жемчужного света. «А вдруг мы ошиблись? – вспыхнула в мозгу предательская мысль. – Вдруг ошибся я? И сейчас разряд генератора просто испепелит, разнесет на атомы этого веселого и доброго русского?..»

– Десять… девять… восемь…

«Ты не имеешь права сомневаться! – прикрикнул он на себя. – Если не ты, то кто же? Они поверили в тебя! Параметры просчитаны на десять раз…»

– Четыре… три… два… один… зеро!

С колонн генератора сорвалось бледно-зеленое полотнище разряда и ударило в икосаэдр вактера. Мгновенно образовавшийся такого же цвета купол накрыл площадку с человеческой фигуркой на постаменте, и разом все стихло. Исчезла световая пляска, пропал давящий на уши низкий гул, рассеялся бледно-зеленый купол, и все увидели, что площадка опустела. Ни тела, ни одежды.

Несколько секунд все молчали.

– Ну вот, первая часть эксперимента прошла успешно, – хриплым от волнения голосом сказал профессор Нганакаа.

– Откуда вы знаете? – также хрипло откликнулся Ежи.

– Предполагаю, – жестко отрезал начальник проекта. – И вам советую! – Он взглянул на цифровое табло таймера над входом в зону Х. – О результатах мы узнаем максимум через… двадцать минут.

– Почему двадцать?

– Я приказал установить на хронодатчике время автоматического возврата. Чтобы избежать неприятных неожиданностей.

– Каких еще неожиданностей? – На Костецки было жалко смотреть.

– Например, дезинтеграция объекта в момент перехода…

– Этого не должно случиться!

– И все-таки я предпочел подстраховаться. – Нганакаа повернулся к секретарю. – Уно, принесите мне стакан пейотля.

Молодой человек как всегда неслышно исчез из зала. Костецки, чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей и унять волнение, сказал:

– Господин профессор, извините, давно хотел спросить: а ваш секретарь – кто он?

– В каком смысле?

– Мне кажется, иногда… что он – не человек?

– Уно – биотех последнего поколения. Он ничем не отличается от человека, кроме происхождения и… некоторых психических характеристик.

– Он клонирован?!

– Нет. – Нганакаа раздраженно глянул на помощника. – Если вам так интересно, Уно – искусственный биологический организм. Его ДНК не чья-либо, а заново синтезирована в ПЦР-инкубаторе* из рекомбинантных генов.

– Биоробот!.. – тихо ахнул пораженный Ежи.

– А вы что подумали?

– Ну, я считал биотехов… неживыми, вроде машин…

– Компьютеры с руками и ногами? – мрачно пошутил Ван Дамм, слышавший весь разговор. – Это уже – вчерашний день, парень!

Костецки смутился окончательно. Он и не рад был, что затронул столь щекотливую тему. Но голландец, явно тоже нервничавший, решил видимо просветить «молокососа», по какому-то капризу судьбы оказавшегося его начальником.

– Рекомбинаторика в генном конструировании применяется уже лет десять. После того как Дайкирк доказал принципиальную возможность управляемой обратной транскрипции в искусственной среде, создание н-ДНК превратилось в чисто техническую задачу.[27]

– Вы хотите сказать, что теперь создание живых организмов перестало быть таинством природы? – Ежи не понравился менторский тон главного инженера. К тому же он был воспитан в традиционной католической семье и любое вмешательство науки в промысел Божий считал кощунственным и недопустимым. – Но ведь совместный мораторий ВОЗ и ООН на клонирование любых живых существ никто не отменял?

– А где вы видите клоны? Я же сказал: создание н-ДНК! Того, чего в природе не существует, но могло бы существовать.